вдруг поняли, что у них нет ни прошлого, ни будущего, а есть только страшный маленький островок настоящего, затерянный в океане бескрайнего хаоса. И бежать куда-то с этого островка бессмысленно.
Макс смотрел этот сериал с упоением, и каждая новая серия захватывала его сильней предыдущей, и оторваться от этого было нереально. Сюжетные ходы, предусмотренные гениальным сценаристом, сменяли друг друга, и каждый раз он уже не помнил, что происходило до этого, потому что новое событие накрывало его с головой. Хитросплетения сценария змеились и искривляли привычную логику жизни настолько, что безумие начинало казаться нормой, а норма – безумием. Правда – это ложь, мир – это война, дружба – это вражда, любовь – это ненависть.
Мог ли Макс сказать с полной уверенностью, что живёт, или ему это только казалось? А может быть, он сам является плодом чьего-то воображения? Если на работе он запросто может изменить слово в тексте, исказить какой-то факт, и сотни тысяч людей после прочтения станут думать чуточку иначе, и его вымысел станет частью их сущности, не мог ли и он сам на все сто быть компиляцией чужих вымыслов? Ему говорили, что человек должен любить, но он сам не может. Ему говорили, что человек рождён для счастья, но ведь счастье относительно, и откуда кому известно, как оно выглядит на самом деле? Ему говорили, что можно изменить свою жизнь, но как можно изменить то, в самом существовании чего ты не до конца уверен? Макс так часто думал об этом и так часто сдавался, просто опуская руки и позволяя очередному дню нести себя, как Ёжик в тумане разрешал нести себя реке в гости к Медвежонку…
Проснувшись после ночной пьянки у Прока и быстро приведя себя в порядок, Макс помчался на работу. В редакции Макса ждала Морган, снова загрузившая его заданиями. На этот раз были заразившиеся Эболой американские врачи, внезапная свадьба Джорджа Клуни и отправленные бундесвером на российско-украинскую границу военные эксперты, которые должны были при помощи беспилотников следить за ситуацией на месте событий. Справившись с заданиями и убедившись, что все новости вышли, Макс отправился в столовую. После обеда началась прессуха Лаврина, которую передавали в прямом эфире, и корреспонденты с диктофонами забегали по редакции с удвоенной силой. Новости в терминале появлялись каждые пятнадцать секунд – ровно с той скоростью, с какой министр успевал высказывать новую мысль.
ЛАВРИН ПРИЗВАЛ ЗАПАД К МИРНОМУ УРЕГУЛИРОВАНИЮ НА ВОСТОКЕ УКРАИНЫ.
РОССИЯ ОСУЖДАЕТ РЕШЕНИЕ ЕВРОСОЮЗА О ВВЕДЕНИИ ОЧЕРЕДНОГО ЭТАПА САНКЦИЙ – ЛАВРИН.
ЗАПАД ПРОВОДИТ ПО ОТНОШЕНИЮ К РОССИИ НЕДРУЖЕСТВЕННУЮ ПОЛИТИКУ, И МОСКВА ОБЕСПОКОЕНА АГРЕССИВНОЙ РИТОРИКОЙ АМЕРИКАНСКОГО ПРЕЗИДЕНТА ОБАМЫ – ЛАВРИН.
МИНИСТР ЛАВРИН ОСУДИЛ РЕШЕНИЕ ГЕРМАНИИ О ПРИМЕНЕНИИ БПЛА НА РОССИЙСКО-УКРАИНСКОЙ ГРАНИЦЕ БЕЗ СОГЛАСОВАНИЯ С РОССИЙСКОЙ СТОРОНОЙ.
– Что? – Макс не верил своим ушам.
– На тебя только