Евгений Голубовский

И море, и Гомер – всё движется любовью…


Скачать книгу

слышу её советы: «Ты так не можешь поступить», и это решает все вопросы…

      Не уверен, что остались на Троицкой, на Преображенской, на Александровском проспекте, а это её район, те, кто лечился у доктора Голубовской… Разве что их дети и внуки…

      Довоенных фотографий мамы не сохранилось. Единственная, что она с трогательной надписью отправила отцу на фронт в 1942 году, и которую он сохранил.

      Как давно я не произносил вслух такое простое слово – мама.

      А про себя, а в мыслях – всё чаще и чаще.

      Проверка на вшивость

      Есть дни, которые врезаются в память, думаю, навсегда.

      19 августа 1991 года – 28 лет тому.

      У нас ещё был телевизор.

      Это сейчас я отключил его полностью, меня удовлетворяет интернет, а тогда…

      Встал часов в семь, жена ещё спала, тихо включил ящик… Лебединое озеро… А затем говорящие головы и дрожащие руки… Янаев, Крючков…

      Разбудил жену. Тихо сказал, так как будто подслушивают – «Военный переворот».

      Как часто журналисты в интервью задают вопросы – самый счастливый день в вашей жизни, самый печальный… Если бы меня и сейчас спросили – самый тревожный? – назвал бы 19 августа 1991 года.

      Вспомнил сейчас рассказ Михаила Жванецкого – одно из его писем отцу, непрекращающийся разговор с ушедшим, но всегда присутствующим в его жизни.

      …Так вот это было написано в Одессе именно тогда, 21 августа, и начиналось словами: «Ну что ж, отец, кажется, мы победили…»

      А вот картинка 19 августа:

      «Так вот. В середине августа, когда всё были в отпуске, и я мучился в Одессе, пытаясь пошутить на бумаге, хлебал кофе, пил коньяк, лежал на животе, бил по спинам комаров, испытывал на котах уху, приготовленную моим другом Сташком вместе с одной дамой, для чего я их специально оставлял одних часа на три-четыре горячего вечернего времени, вдруг на экране появляются восемь рож и разными руками, плохим русским языком объявляют ЧП, ДДТ, КГБ, ДНД…

      До этого врали, после этого врали, но во время этого врали как никогда. А потом пошли знакомые слова: «Не читать, не говорить, не выходить. Америку и Англию обзывать, после 23 в туалете не…ать, больше трех не…ять, после двух не…еть». А мы-то тут уже худо-бедно, а разбаловались. Жрем не то, но говорим, что хотим.»

      Сейчас, спустя 28 лет, «Огонек» вновь перепечатал этот рассказ.

      А мне к девяти часам нужно было в редакцию

      Кстати, из заявления не было понятно, на каких территориях ввели военное положение, есть ли оно в Одессе, что означает…

      Помню, что «Вечерка» встретила тишиной. Борис Деревянко уже был в редакции, но кабинет был прикрыт. Ещё через час по одному редактор стал вызывать к себе.

      Ненависть к происшедшему.

      И ощущение растерянности.

      «Вечерка», которая всегда была самой свободной, в этой ситуации уступила первенство. Юлий Мазур, редактор «Юга», принял сразу же точное решение – мы ГКЧП не поддерживаем.

      «Вечерка» лишь на второй день стала газетой сопротивления.

      Можно сегодня, спустя 28 лет, размышлять как повел себя Ельцин,