бы оправдываясь, Муриков продолжает:
– Но главное не это, а то, что Вячеслав Иванов определял духовный кризис европейской культуры как «кризис индивидуализма», которому должна противостоять религиозная, «органическая эпоха» будущего, возрождённая прежде всего в лице России. Функцию религиозного обновления человечества, по представлению Иванова, берёт на себя христианство.
– А как же «растерзание мерцающего над омутом лика алчною смутой полой тьмы»? – вставил я свой вопрос в короткую паузу муриковской лекции, запомнив почему-то именно этот тезис.
Судя по недоброму выражению лица лектора, он, вероятнее всего, подумал, что я над ним подтруниваю или даже издеваюсь.
Он зло посмотрел в мою сторону и ответил:
– Именно так – растерзание мерцающего над омутом лика!.. Это и есть кризис индивидуализма.
– Вот теперь всё становится на свои места, – подыграл я.
Муриков опять недобро посмотрел в мою сторону из-под белёсых бровей, и стало видно, что с этого момента он заимел на меня зуб. И это очень скоро проявилось.
На следующей неделе в том же Доме писателя организовали литературные чтения. Выступали представители питерской школы. В основном читали стихи. Читать прозу сложнее – надо обладать особенными способностями декламатора.
Когда мне, как гостю из Латвии, предоставили слово, я решил не усложнять процесс и прочитать короткие прозаические миниатюры, которых скопилось в записной книжке изрядно. Начал по памяти:
Вначале было Слово
а уже от
Него пошли слова…
На втором или третьем фрагменте из задних рядов, как чёрт из табакерки, вдруг выскочил критик Муриков.
Приблизившись к авансцене, критик отогнул в сторону на уровне лица свою ладонь, будто официант, несущий поднос с яствами, и, обратив ладонь ко мне, с сарказмом произнёс:
– Что это вообще такое?.. – И вышел демонстративно за двухстворчатую дверь, давая всем присутствующим понять, что игнорирует такое творчество с высоты своей «литературносформированной» натуры.
– А кто это такой? – по-простецки вослед ему спросил я.
Солидный пожилой мужчина, сидящий ко мне ближе всех, громким шёпотом пояснил:
– Это известный литературный критик и публицист Геннадий Муриков, закончил школу с золотой медалью, с отличием университет имени Жданова, работал редактором в «Звезде», автор нескольких сот статей…
– Не оценил! – с досадой произнёс я. – И даже догадываюсь почему. Мне остаётся лишь сказать: прошу простить меня Христа ради! Не дорос!
– Ну что вы, что вы! – засуетились в зале. – Продолжайте, пожалуйста. Не обращайте внимания на подобные вещи. У нас тут всякое бывает. Возможно, наш критик просто не успел опохмелиться…
Но я продолжать не стал. Вячеслава Иванова я всё равно не переплюну. И в этом Муриков был прав. Скорее всего, его уход олицетворял собой именно несовместимость Серебряного века с