откуда взялось! Началось с первого же дня…
Гамсонов говорил… будто, в конце концов, не выдержал – ему хотелось поделиться.
Марина улыбалась – слегка.
– Этот город нарушенный, Денис. Он всегда был таким. Чуть нарушенным… Я не знаю, почему.
– Нарушенный? Ты так это называешь?
Они двинулись дальше.
– Ну… да, да, другого слова и не подберешь. Потом постепенно перестаешь обращать внимание… Но знаешь, я долго хотела исправить нарушенности. Опять мое детство… Мне было десять лет. Я хотела достроить город до счастливого. Я думала, нарушенность чувствуется так отчетливо, потому что ему всего один шаг до счастливого города. Как тот, что был на обложке cd-диска. Я увидела однажды в киоске. Три высотки, освещенные солнцем – на них был какой-то… отпечаток счастья, что ли…
– Пф-ф-ф! – ухмыльнулся Гамсонов. – Музыкальный диск. Такая ранняя страсть к року…
– Прекрати, – она пихнула его в бок и заговорила почти наставительно. – Это был диск с упражнениями по английскому языку. Как раз тогда мать и думала выучить язык – помнишь, я говорила?
– А почему город на обложке?
– Сама не знаю! Мать все раздумывала, покупать или нет, и не стала в итоге, а я надулась – я хотела любоваться на эту картинку всегда, когда мне захочется. Но потом, когда я все же упросила…
– Вы пришли, а диска уже не было. Тогда все эти киоски были в новинку. Люди хватали из них токо так…
– Нет-нет, ничего подобного.
– Точно те говорю! – заявил Гамсонов с шутливым пафосом. – О-очень ожесточенно хватали. Держатели на этом нагрели руку…
– Я не об этом. Диск был на месте. Просто фотография… она настолько не произвела на меня впечатления… второй раз, я имею в виду. Я даже подумала, это какой-то другой диск. Ты не представляешь, как я была разочарована… Но нет, это был тот самый… Я, помню, так побледнела… и мать увела меня – мы не стали ничего брать. Понимаешь… там уже не было этих трех высоток. Вообще!.. – Марина посмотрела на Гамсонова. Она говорила пораженно. – Там был только завод.
– Завод?
– Нуда. Вроде этого нашего. Тоже солнцем освещен… Утренний свет. Но… Этот завод будто все подменил… А в первый раз мне померещилось. Но мне не могло померещиться! Я же отчетливо помню эти три высотки. Три башни, выходящие из одного трехэтажного основания. И этот отпечаток счастья… Из-за зеркально голубого неба… Н-нет… Я тогда заметила… картинка как-то чуть растянута на краях. Знаешь, как если бы дома отражались в чуть вогнутом зеркале…
Марина так увлеклась, что, смотря на Гамсонова прищуренными глазами, водила рукой в воздухе; перед собой.
– …и да. – Закончила она как-то очевидно и неизбежно.
– Что – «да»?
– Я желала достроить наш город до счастливого. После того случая. Я только не знала, как.
Гамсонов ничего не отвечал; но потом заметил – тихо:
– Мы живем, как живем. Есть цели, есть противоборство интересов. Из этого можно построить, но… все иллюзии… – он сомнительно покачал