характер у них крутой, даже сварливый, а с другой стороны, эти же женщины считаются в целом «чибәр» и «үткер». То есть красивыми и острыми на язык и на дело. Сами не успокоятся, и другим не дадут покоя, пока не выведут тебя в люди, а себя в абыстайки и жёны начальника. Иногда, конечно, попадётся «җебегән», то есть размазня. Но и она даст фору многим.
Те же самые мужики, которые жалуются на энергичных дам из «Чикаго» (название райцентра и района, получившее распространение в хипанские семидесятые), откуда-то слишком хорошо осведомлены об особенностях их крутого нрава – не иначе как на своём ежедневном опыте совместной жизни: «Бар-бар-бар, ступай, не сиди дома, мужик днём должен быть во дворе». Но никто, даже самая строгая «быянай», не скажет про невестку из Чекмагуша, мол, неряха и ленивая.
И вообще, родственникам видней, как тебе жить и детей воспитывать. На-ка, энекәш, братишка, забери коровью ногу, приготовишь фарш и холодец, позовёшь на Коръән ашы. Любовь тут сообщается детям через шлепки (иногда – замахи мокрой тряпкой, иногда – прутом из колючей чилиги «шилык», растущей на ковыльных холмах) и обильную, но не такую жирную, как у степняков, скорее, постную (мясо-тесто) еду. Ни разу не видел, чтобы лапшу рубили квадратиками, под бешбармак, – всегда только исключительно тонкие ниточки. Чем тоньше, тем круче «килен». Мужики там одновременно и «юаш», добрые, и кроткие до робости. Здесь устойчивый матриархат, мужика нужно и можно брать за ноздри, как быка за кольцо, и вести к счастью, скорее материальному, чем духовному.
Давая потенциальному жениху лестное описание, говорят так: фигурой он «дастуин гына» (достойный, высокий, значит, широкоплечий), до дела «үткер», то есть острый и быстрый, но сам он в это время «простой гына», то есть простой, без затей и заумного выкаблучивания. В общем, идеальный исполнитель воли супруги. Ключевое слово здесь – «гына», которое переводится как снисходительное «довольно-таки», здесь ни в чём не принято быть «в высшей степени» – сразу обвинят в «минминлек» (выпячивании себя) и назовут «мактанчык» – хвастунишкой.
Стороны и края Чекмагуша. В самом Чекмагуше, где, как известно, самая главная улица называется по индустриальной моде тридцатых годов Тракторной (райцентром это село стало в 1930 году), ещё тридцать лет назад можно было услышать от молодки в норковой шапке на «щисто татарском»: «Что син?!» Но теперь больше говорят на русском. Просто тут важен престиж. А русский язык – это престижно.
Иногда кажется, что именно здесь столица мягкого, почти ласкового, тюркского «Щ», и надо говорить «Щакмагыш», если хочешь сойти за своего. В разгар борьбы за перепись тут газета выходила – «Сакмагыш саткылары», на которую никто не обижался: раз нащальство велело, значит, так нужно, пусть будет «Сакмагыш».
С тех пор прошло семнадцать лет, и лишь в этом году обнаружил паспорт своей прабабушки по женской восходящей линии Галимы Ахметшиной, где было написано чернилами по белому «башкирка». «Эх, всего одной прабабушки-осьмушки не хватило,