намеренно и лично
Ломал картины эксцентрично.
Царапал, рвал, метал и резал.
И вот то, что он обрезал,
И дошло до наших дней.
Ну а время – уж добей!
Что же его так бесило?
Возможно вся картина,
Где руки – нагота,
А глаза – срамота?
Ну, последнюю мысль,
Что это ручно-глазной бордель,
Я про себя промолвил тихо,
Чтобы никто не помер лихо.
Наконец горячий кофе принесли в бумаге,
И мы пошли по улицам, словно по ночной Праге.
Наверное заблудились бы опять,
Но нам не привыкать.
Здесь поворот, вон там улица Надежды,
Здесь я потерял вчера одежду,
А в этом дворе выиграл сто рублей в лото…
Эй, стоп! Они что, налили в кофе молоко?!
Неважно. Главное – дорога.
Осталось ведь совсем немного.
Бальзам, что утром натирала ты,
Похоже, вовсе вывел на гробы.
Я в похоронное бюро не наведывался,
Я о смерти своей ещё не уведомился,
Быть может я что-то напутал? Вчера тут был наш дом…
Кто бы линию эту распутал? Я б на язык тогда вылил весь ром!
Но, однако, проблема, что улица сходится.
Знак гласит: «улица Святая Богородица».
Корпус первый, вроде та сторона…
Почему я такой нервный? А почему нервна она?!
Её рука в кармане меня начинала злить,
И я попросил её весь этот ужас объяснить.
Она молчала и, словно в смущении, пялилась в пол.
Мне даже показалось, что она пытается найти там спрятанный дол.
И не верилось. Я надеялся, что брежу,
Что сейчас я в ванной бритвой горло свое режу.
Но она повернулась ко мне
Словно жила где-то вовне.
Из кармана появилась молочная ласковая лапа.
Я уверен – по ней можно было бы сказать, кто её папа.
Она, не стесняясь, достала вторую из другого кармана
И отдалась взорам пурпурного тумана.
Нет, она не забыла перчатки в кафе,
Я заприметил их в карманах уже.
Я понял, что она эксгибиционистка.
Хотя стоп, у неё не было предпосылок для риска!
Я знакомился с приличной тихой леди,
Что вместо золота носит ожерелье из меди.
Она не снимала перчаток с рожденья,
И тут – резко, даже без смущенья.
Я понял и принял. Это – протест,
Она хочет поставить на моей религии крест,
Разрушить её до основания.
Это было худшее окончание свидания.
Я в ярости, в беспамятстве, в отчаянье! Смертью
Она осквернила мою несокрушимую твердь.
Теперь она просто отвратительна,
Хотя секунду назад была невероятно изумительна.
Она примкнула к нагим идиотам,
Надела толстовку и дала умереть своим внутренним нотам.
Я понимал, что со мной ей более не место,
Теперь