штамп.
– Это правда жизни.
Но папа не соглашался. И Нина, ошибившись один раз, признавала за отцом безоговорочную правоту во всем. Он был идеалом, а другие до него не дотягивали. Папа был заботливым: поил малиной, если поднималась температура, и записывал к парикмахеру, когда наступало время обновить прическу. Он заплетал косы Ларочке и никогда не забывал позвонить с работы и спросить, каких продуктов купить. Нина едва поскальзывалась, а папа уже стелил соломку там, куда она могла бы упасть, оступившись.
– Что-то спина побаливает. Пойду прилягу, – сказала как-то.
– Не ложись! Сейчас сядем в машину и поедем к врачу! – тут же гремел ключами от автомобиля папа.
– В выходные пойдем Ларочке сапожки покупать. Ножка выросла, – говорила дочь.
Уже к четвергу у девочки стояли три пары новенькой обуви, купленной обожаемым дедом.
– Ты что-то устала, Нинуля, синячки под глазами, – замечал он, пристально рассматривая уже не юное лицо дочери.
– Работы много.
И на следующий день перед ней лежала путевка в санаторий.
– Езжай отдохни, на работе договорюсь.
Из санатория она вернулась отдохнувшая, счастливая и беременная. Имя отца ребенка назвать отказалась, объяснив тем, что тот женат:
– Зачем человеку проблемы?
– Аборт! – настаивала мама. – Тебе проблемы тоже ни к чему!
– Ни за что! – отрезала Нина.
– Кому нужна будешь с двумя детьми?! Ведь тридцать уже. Не девочка. О себе подумай. Ну, скажи ты ей! – Мама, как обычно, взывала к папиному благоразумию.
Но королевишна хотела оставить ребенка. А потому ласковый взгляд и, как всегда, уверенное:
– Прорвемся, малыш!
И на душе сразу стало легко, радостно и спокойно. Папа поможет, решит, сделает. Жизнь как-нибудь наладится.
Наладилась очень даже неплохо. Ларочка пошла в детский сад. Нина с мамой воспитывали малыша, названного в честь деда Максимом. А старший обеспечивал семью.
Был разгар перестройки. Как и многие еще не старые партийные функционеры, отец не упустил шанса по-настоящему разбогатеть. Из директора предприятия превратился во владельца и объявил, что «теперь спокоен за будущее дочери и внуков». Рано радовался. Решил, что новые времена – новые нравы. Думал, что эпоха, в которую тебя в одну минуту могли оставить и без должности, и без средств к существованию, и без доброго имени, осталась в далеком прошлом. Ошибался. А потому не сумел пережить очередной попытки рейдерского захвата своего детища. Не справился, потому что подвело расшатанное нервной работой здоровье.
– Обширный инфаркт, – объявил Нине врач. – Готовьтесь.
– К чему?
– К худшему.
Она сидела в реанимационной палате, держала уходящего отца за руку и думала о том, как жить дальше. Ресницы уже мертвенно бледного человека дрогнули, с губ слетело сипение:
– Прорвемся, малыш!
Папы не стало. Как и куда теперь дочь будет прорываться,