не глупа. Она не хотела больше ни бессонных ночей, ни тяжелых мыслей, которых теперь и так хватало. Слишком большой, невосполнимой стала постигшая ее утрата. Папа был всем: и отцом, и другом, и защитником, и той опорой, без которой страшно пошевелиться. Боялась и теперь, а потому решила быть осторожной и, рассудив: «Береженого бог бережет», раскидала деньги по банкам, собираясь существовать и растить детей на положенные проценты, что обещали быть вполне приличными.
Так бы оно все и случилось… В Америке, или в Англии, или в Германии. А в России грянул кризис девяносто восьмого года, и Нина в одно мгновение осталась ни с чем. Все было бы не так печально, если бы после номинального увольнения с предприятия она бы устроилась хотя бы на какую-то работу. Но нужды не было и, справедливо рассудив, что детям нужна мать, девушка осталась при них. Водила в кружки и секции, работала в школьных родительских комитетах и буквально растворилась в Ларочке и Максимке, совершенно забыв о себе. Какие-то мужчины появлялись на горизонте, но, мелькнув яркой (или не очень) вспышкой, снова исчезали. И не потому, что Нина решила больше никогда и ни с кем. Просто планка была слишком высока. Ни один не дотягивал до идеала в лице отца. Все норовили отнестись к ней как к земной женщине, и никто не хотел видеть королевишну. Хотя выглядела она очень неплохо: была еще достаточно свежей, ухоженной и подтянутой. Волосы сияли ярким каштановым оттенком, а в глазах плясали веселые искорки. Такие, какие вполне могут появляться в глазах беззаботных принцесс.
Но теперь принцесса грозила превратиться в нищенку. От капиталов остались жалкие крохи. А в общем ничего не осталось. Весь капитал – двое детей да мама, которая в последнее время не вылезала из болячек. Переезжала из одной больницы в другую, только и сообщая дочери:
– Нинуля, я договорилась, меня положат. Ты уж разберись с врачом.
И она охотно разбиралась. Протягивала пухлые конвертики, совала купюры в карманы белых халатов, доставала из пакетов объемные коробки дорогих конфет и скупала в магазинах бутылки фирменных французских коньяков. Маме ставили капельницы, корректировали давление, «подвинчивали» суставы – в общем, по ее собственному выражению, «держали в тонусе».
Но пару месяцев назад тонус стал резко падать и закончился инсультом. Прогнозы в целом были благоприятные, но нужна была хорошая сиделка, отменный массажист и опытный логопед, и все эти специалисты стоили денег. Немалых, которых не было. Впрочем, необходимость ломать голову, какими правдами и неправдами поставить маму на ноги, вскоре отпала. Та умерла, избавив дочь от одной статьи расходов, но своей смертью мало облегчила тяжелое положение. С какой-то стороны даже усугубила: ведь на похороны пришлось собрать последние крохи, что оставались от роскоши былых времен. Мама заслужила достойные проводы и красивое прощание. А Нина была хорошей дочерью.
Ночь после поминок снова провела без сна. Гости, пришедшие накануне, конечно, оставили несколько конвертов, на которые можно