одержимо ползла. Кряхтя, сопя, но выкрикнуть не могла: «Гангер! Гангер! Воин Гангер!»
Длинный коридор, в конце которого где-то там был кабинет АрКонга, ответил шагами чьих-то ступающих ног.
– Дай-ка угадаю – не то себе представляла? Зашибись, Славный Путь! – просто эпик! Дочку Гангера, как Вонючку дрочат. Я хренею! Так и вижу лицо мамули. Почему промолчала? Вышла молча? Почему не послала её?!
Звук приближающихся шагов с того конца коридора слышался даже слишком отчётливо.
– А ведь я говори-и-ил. Как чуял! Но ты сунулась – на теперь фарш! Да тебя уже покрошили бы, не скажи я – ты дочь Ходока. Там у всех с башками проблемы. Вспомни, что обо мне мели. Но старуха всех переплюнула. Слышала, что она брякнула? Жрать голубей, мол, да кошек. Ко-о-ошек жрать! Твою мать, – слышишь? – кошек! За тысячу лет первый раз такое услышал. Ни собак, ни мышей и даже ни крыс! А ловить и зажаривать кошек. Не-е-е! Это конченный просто трындец. Она сумасшедшая. А ты тёрла ещё с ней дела. Это точно она! Сожрать меня хочет. Клянусь! Это я ещё в зале почуял.
Стены длинного коридора краснели не столько от цвета плафонов, сколько от жаргонной брани, доселе здесь просто неслыханной.
– У старухи ни стыда, ни совести. Дочь Героя, спасшего Мир, заставлять шестерить, как чушку. Вот так супер! Просто чума! Санитарка, – а чё такого? – подотри мне мой жирный зад. Теперь ясно, почему её секретарша, как зашла – первым делом сблювнула. Хорошо, что тебе, ЛОХудра, не хватило ума согласиться убирать там эту парашу. Лучше кошек жрать, чем такое.
Лифтовой холл, в который вышла шагающая, в лево от лифта и вправо имел ещё два коридора. Однако ни к лифту, ни влево, ни вправо пройти ей не довелось. В центре стояло тело.
Неподвижное туловище застыло в странной согбенной позе: с развернутыми внутрь коленями, но широко расставленными ступнями; скрюченными, словно в параличе, руками, разведёнными в стороны. Голова вжималась в напряжённо поднятые плечи. Рыжая сосулька взмыленных лохматых волос прилипла к соплям, размазанным по опухшей от слёз бледно-синей щеке. Через перекошенные очки расфокусированные глаза, чьи белки покрывала сетчатка лопнувших сосудов, встречали вошедших горящим, но мёртвым взглядом.
Громкий взвизг и многоярусный мат забились эхом в холле и трёх коридорах:
– Зомби! Зомби! Малявка! Зомби! – Кролик в панике пытался вырваться из крепко сжимающих рук.
Крик оживил тело: оно вздрогнуло! – потеряло равновесие! – его повело назад. Резким ударом зомби впечаталось в стену, нажав на кнопку спиной. Звонкий одиночный сигнал оповестил – кабина откроется. Шаркая, двери разъехались в стороны.
– Фартануло! Бегом! Бегом в лифт! – Кролик дёрнулся, но руки крепко держали тельце. – Очнись, дура! Валим! Эта тварь на нас сейчас бросится!
Детская фигура застыла на месте. Она задумчиво смотрела в раскрытый лифт, где две бра, на задней стенке кабины, как два красных ока, наблюдали, ждали и звали к себе зайти.
Кролик