воздействии, – сказал он. О бифуркациях. О том, с какой полки на какую нужно переложить ящик.
– Ящик? – я не сразу вспомнил. – Это из «Конца Вечности»?
– Книгу Коля так и не прочитал, кстати. Начал было, но бросил, сказал, что после пятой страницы все понятно, зачем столько писать, если уже ясно, в чем физическая проблема.
– Бифуркации, – сказал я. – Это когда стоишь перед выбором и не можешь решиться. Можно поступить так, но можно иначе. А от выбора зависит, как будешь жить дальше.
– Примерно.
– А при чем здесь…
– Гомеопат? Ну, как же…
– Нет, с гомеопатом я понял. Минимальное воздействие, и ты принимаешь решение, которое нужно. Не тебе нужно, а тому, кто на тебя этими гомеопатическими средствами воздействовал.
Тетя Женя неожиданно оттолкнула мою руку, отодвинулась в кресле и посмотрела на меня… странно посмотрела – то ли я сморозил глупость, то ли, наоборот, сказал гениальное, чего она от меня совсем не ждала.
– Я что-то не то…
– Наоборот, – сказала тетя Женя. – Именно то. Даже я не сразу поняла ход его мыслей, а ты ухватил. Странно.
Тетя Женя не могла представить, что кто-то способен понять ход мыслей ее мужа лучше и правильнее, чем она сама.
– Коля сказал… Не помню точно, но смысл был такой: не станет он глотать эти шарики, потому что не хочет, чтобы его мозг выполнял указания этого… не могу вспомнить фамилию.
– Шандарин, – сказал я.
– Да! Ты-то откуда знаешь? – удивилась тетя Женя.
– Элементарно, Ватсон, – пробормотал я. – Рекламу Шандарина по ящику показывали так часто, что не запомнить было невозможно. И адрес он называл: Теплый Стан, да.
– Вот видишь, – сказала тетя Женя, – а я и не знала про эту рекламу, я только наших слушала, из института, кто у него лечился. Да, Шандарин. Коля почему-то решил, что гомеопат выписывает шарики не только для того, чтобы лечить, но и для того – может, даже в большей степени, – чтобы навязать пациенту свою волю.
– Зачем? – не понял я, хотя сам же высказал эту идею.
– Не знаю. Я решила, что у Коли… ну…
– Да, понимаю, – быстро сказал я, чтобы тете Жене не пришлось заканчивать неприятную для нее фразу.
– Я тогда очень внимательно смотрела все, что он записывал. На бумажках, в тетрадях, в компьютере, кому какие письма писал… Наверно, это нехорошо, но я должна была знать, о чем он думал, чего хотел… Мы мало разговаривали, после болезни Коля стал молчаливым, раньше он был не такой, и меня это очень беспокоило.
– То есть, – уточнил я, – пароли вы уже давно знаете.
– Конечно. Коля их, кстати, дважды менял и адреса менял тоже, но он не придумывал сложных паролей, так что мне хватило пары дней, чтобы…
– И вы все читали.
– Все.
– Хорошо, – сказал я. – И – ничего?
– Ты имеешь в виду – о его последнем решении? Ничего. Он писал о подготовке