родились на всё готовое. Видно, придётся им всю жизнь только слушать чужие рассказы – отцов, матерей, а у кого есть, старших братьев и сестёр – о незабываемых исторических днях. Не пришлось ей увидеть Великой Октябрьской революции, не пришлось участвовать в гражданской войне. Не приходится и сейчас защищать родину от врагов.
Чистые и прекрасные стремления юности! Тебе кажется, что ты стоишь в центре вселенной и что без твоего участия не должно совершаться ни одно большое событие, что лучше тебя никто не сумеет постоять за родину.
Велика наша страна, и много в ней людей. Одни ведут ожесточённые бои, другие у жарких мартенов варят сталь, третьи глубоко под землёй рубят уголь, четвёртые управляют сложнейшими станками и машинами, ведут по бесконечным просторам паровозы, готовятся к весеннему севу, разгадывают в лаборатории тайны природы. А она, Мунира, сидит себе в тёплой квартире, читает газету – и никакой от неё пользы! Куда это годится?
В тишину квартиры ворвался звонок. Ещё с площадки донёсся звонкий Лялин голос.
– Лялечка, что с тобой? День рождения у тебя сегодня, что ли? – говорит Суфия-ханум, открывая дверь и отвечая приветливой улыбкой на заразительный Лялин смех.
– Дня моего рождения никто даже и не знает, Суфия-апа, просто погода сегодня чудесная. А потом я видела сон…
– Сон?
– Да. Будто я играю в Большом театре шмеля из «Сказки о царе Салтане». А Пётр Ильич, не Чайковский, конечно, а наш, Белозёров, на глазах у всех грозит мне из ложи пальцем: «Ах ты, ведь у тебя экзамены ещё не сданы!» Я будто страшно обозлилась: позорит перед всем народом!.. Зажужжала, зазвенела, потом как взлечу и села ему на самый кончик уса…
– Голодной курице просо снится, – негромко вставила Суфия-ханум.
– Уж и звенела я, уж и звенела!.. Пётр Ильич руками машет, а я не улетаю, всё кружусь да кружусь. Такой интересный сон, даже жалко было, что проснулась.
Пока Мунира одевалась, Ляля с увлечением рассказывала, как организовала сегодня ребят своего дома на субботник, чтобы помочь одинокой старухе Хадиче запастись дровами.
– Работали мы дружно. За один час перепилили и накололи два кубометра дров! И я колола, таскала…
Последние слова Ляля произнесла так весело, с таким задором, что Мунира невольно залюбовалась подругой.
Через четверть часа они уже шли по улице, с лыжами. Мунира была в белом костюме и такой же шапке. Ляля была в голубом.
– Знаешь, Мунира, – Ляля лукаво заморгала, – мы с Хаджар вчера долго придумывали тебе наказание.
– Мне наказание? За что?
– За то, что променяла друзей на этого голенастого франта Кашифа.
Мунира покраснела и рассмеялась:
– Не очень ли вы торопитесь с выводами?
– Он же тебя вчера провожал домой…
Но тут они отвлеклись, – навстречу шли Хаджар с Наилем, тоже в лыжных костюмах и с лыжами на плечах, – и разговор, к немалому удовольствию Муниры, принял другое направление.
Хорошо на Казанке зимой, даже в пасмурный