хана! Не позволила за Шимбай-ханом ехать. Сармат-хан был нездоров, да и аланы тогда волновались, готы на Крым полезли. Пошёл бы чужих защищать, свою страну разорил бы, как унуки разорили.
– Анакай, Мангук-хан сват здесь!
– А кто ж его знает, то ли сват, то ли к тебе подбирается! Мой тебе совет, килен, сама не решай ничего. Решите, когда Бахрам-бек вернётся. А эти – ничего, не умрут. С женитьбой можно и потерпеть. Не верю я унукам, бросившим своих женщин в беде. Тангрэ проклял их, сам Тангрэ! Да и поздно нам с ними договариваться, килен, ты же знаешь, Бахрам-бек с отцом своим, шахиншахом переговоры ведёт.
– Отец мой, Шимбай-хан, перед смертью советовал мне обратиться к сарматам, анакай. Я здесь по воле отца. Всё же соседи мы.
Сафура-бике стояла красная до кончиков ушей: можно ли так унижать хана?! Это же не простой человек, а глава большого племени! Сначала она не хотела пререкаться со старухой, но сейчас терпение её лопнуло:
– Хватит, анакай! Довольно! – она указала старухе на выход. – Уйди, анакай! Уйди отсюда, говорю тебе!
В гневе Сафура стала ещё прекрасней: лицо её приняло строгое и надменное выражение, веснушки вдруг куда-то исчезли.
– Мне лучше завтра прийти, Сафура-бике, – сказал Мангук-хан, порываясь встать.
– Нет, Мангук-хан, ты сегодня же узнаешь мой ответ, сейчас же! Говорю это при анам: сын твой Биляу и другие, прибывшие с тобой джигиты, женятся завтра же! Я отдам им своих девушек и каждой устрою свадьбу. Против этого Бахрам-бек возражать не станет. Слышишь, анакай?
– Ну как же, – съязвила старуха, разозлившись, – своими-то служанками ты вольна распоряжаться, как тебе вздумается, даже любимицу свою Сусылу отдать можешь. Ведь девушек этих Бахрам-бек подарил тебе. А что, дорогая килен, может, заодно уж и сама за ханом уйдёшь? Ведь просватана была за него?
– Постыдись, анакай, что ты такое несёшь?! Тангрэ постыдись, побойся его! – крикнула Сафура, окончательно выходя из себя.
– Стыдиться-то надо не мне, килен, а вам. Я не ослепла пока ещё, всё вижу. Ты ведёшь себя как женщина, бегающая от мужа к мужу. Раньше таких, как ты, гулёнами называли.
Злая старуха, бормоча что-то себе под нос, наконец ушла. Сафура-бике прильнула к плечу хана:
– Прости её, Мангук-хан, прости! Она сама не знает, что говорит. Она выжила из ума! Не любит никого. Просто злючка. Забудь о ней, ты – мой гость. Клянусь тебе, завтра утром, едва взойдёт солнце, я буду в твоём стане.
– И девушек с собой приведёшь?
– И девушек приведу, Мангук-хан. И девочку мою Сусылу для сына твоего Биляу. Завтра я всех выдам замуж.
– Я верю, прекрасная бике. Пусть Тангрэ за доброту твою усеет путь твой цветами! Говорят, доброе слово – бальзам для души. И это правда. Старуха разозлила меня, я уж готов был кинжал выхватить, а ты успокоила, прекрасная бике!
– Стража! – Сафура-бике хлопнула в ладоши.
Показался стражник с копьём в руке.
– Хан проведёт ночь в доме для гостей.
– Конбаш-атакай и Биляу