я рассказала про него Монике.
– Неужели тебе нравится мальчишка?
– Он не такой, как остальные, Моника, совсем не такой.
– И в чем же разница?
Я потерла переносицу – так лучше думалось.
– Это трудно объяснить. Наверное, дело не в нем самом, просто, когда я на него смотрю, у меня в животе словно пузырьки булькают.
– Тебя тошнит, что ли?
– Да нет же! При чем тут тошнота?
– При том, что тогда тоже все внутри булькает и наружу просится. Фу!
– Ничего у меня наружу не просится. И Джек – никакое не фу.
– Нет, ну а что ты все-таки чувствуешь?
Я закрыла глаза и стала припоминать.
– Знаешь, – сказала я наконец, – это вроде Святой Троицы. Непонятно, а чудесно.
– Три человека в одном – вот что есть Святая Троица. – Моника заговорила тоном сестры Аквинат. – Это просто, и лишь маленькие варвары, которые дурно учатся и ленятся, ничего не могут уразуметь.
Всегда Моника меня смешила, причем вроде совсем без усилий.
– Короче, я, когда вырасту, выйду за Джека замуж, если так тебе понятнее.
– Что ж, счастья вам обоим в семейной жизни.
– Спасибо за добрые пожелания, Моника Молтби.
– Пожалуйста, Морин О’Коннелл. Обращайся, если что. – И Моника смешно скосила глаза.
Я так и прыснула:
– Вообще-то я не шучу.
– Насчет чего?
– Насчет выйти за Джека.
– И кто же осчастливит его этой новостью?
– Я сама и осчастливлю. Вот стукнет мне шестнадцать, тогда и скажу.
– Для него это будет сюрприз – надеюсь, приятный. Еще надеюсь, что до тех пор твой Джек не встретит другую девушку.
– Не волнуйся, не встретит.
– Откуда такая уверенность?
– Просто он мой суженый.
– А!.. Ну, если суженый, тогда конечно.
Возвращаясь из школы, я сразу бежала в сад и занимала место на своем наблюдательном пункте. Глядела на Джека – наглядеться не могла. Подмечала каждую подробность: как Джековы золотистые волосы ложатся на воротник, как он почесывает маленькое нежное местечко у себя за ухом. Он меня не видел, он думал, что рядом никого нет. Он отдавал команды своим солдатикам и сам же за них по очереди отвечал, а я млела от его голоса. Мне казалось, я весь день могу просидеть на дереве – мне не наскучит, не захочется поесть или в уборную. Ничего мне не надо, кроме Джека. Я раздвигала ветки и смотрела, смотрела… Однажды папа сказал, что скоро листва облетит и тогда меня станет видно с земли. Я об этом как-то не думала.
– Что же мне тогда делать, папа?
– Что же Морин тогда делать? – эхом повторила Бренда.
– Если хочешь, могу просверлить дырку в заборе, – с улыбкой предложил папа.
Я его обняла:
– Ты лучший папа на свете, так и знай.
– А ты лучшая дочка на свете, Морин.
– А я? – пискнула Бренда.
– Ты тоже, родная. Вы обе мои самые любимые