Субботино, у деревни Высокое, у деревни Сычёвка (около Калининской области). Остались в живых такие песковчане, как Смехов, Лебедев, Кусков.
В июне сорок второго мы снова попали в окружение, но теперь не смогли прорваться к своим, все пути были отрезаны, и после ночного ожесточённого боя почти вся дивизия полегла. На рассвете бой прекратился. Тихо стало. Странно было: за эти дни отвык я от тишины. А потом пошли немцы, и стоны послышались повсюду: то там, то здесь с одиночными выстрелами. Это фашисты раненых добивали. А тех, кто был ранен нетяжело, уводили в плен. Вот и я оказался среди таких, нетяжело раненных. Повезло, можно сказать. И оказался я в плену, как и все выжившие. И только в 1952 году вернулся домой. Затянулась война для меня.
Марине нравился точный и ёмкий рассказ Павла Семёновича, про себя она поблагодарила Силкина за совет обратиться именно к Гольцову. Информации в тетрадке прибавилось значительно, и уже можно было проследить боевой путь 355-ой стрелковой дивизии, составить ясное представление о том, в каких тяжёлых условиях сражались сослуживцы Москвина и он сам, но оставалось совершенно не ясным, где же искать Василия Денисовича, погиб ли он, был ли ранен, попал ли в плен.
Было известно, что многие из бойцов 355-ой стрелковой дивизии в июне 1942 года попали в плен и были вывезены в Ростов, где почти все и погибли, но также было известно, что некоторые были угнаны в Германию, Италию и Францию, где и пробыли на протяжении десятилетия.
Теперь надежда, поначалу робкая, на то, что Москвин тоже был ранен, попал в плен, но остался жив и просто по каким-то причинам остался где-то на чужбине, всё более смело восставала в Марининой душе, и ей скорее хотелось поделиться новополученной информацией с подругой.
Марина слушала сухое повествование Павла Семёновича. А её воображение рисовало яркие картины далёкой Франции. Где в жарких лучах корсиканского солнца, средь ореховых рощ и виноградников, украшенных цветением маков, медленно прогуливаясь под руку с изящной женщиной, о чём-то негромко разговаривая, дефилировал Василий Денисович. Такой же молодой и строгий, как на фронтовой фотокарточке, а изящная женщина почти ничего не отвечает и, только смеясь, мило морщит носик, а на груди её, блистая на солнце, красуется золотой медальон с надписью «Au destiné».
О Корсике Марина узнала из книги Евгения Тарле «Наполеон», которую они с Катькой, по совету Розы Алексеевны, читали прошлым летом. Оттого-то Москвин в её воображении похож на Наполеона: сонный, но в то же время задиристый взгляд, прямая гордая осанка, резко контрастирующая с энергичными движениями…
И пока женщина морщит носик, игривый Василий Денисович Бонапарт уже целует ей ручку. И это так нравится Марине, что в ту же секунду её воображение изображает ещё более сказочную картину. Теперь по залитому солнцем средиземноморскому острову гуляет не Наполеон с Жозефиной, и даже не Москвин с неузнанной красавицей, а она, Маринка, под руку с Ромой, старшим братом Кати, студентом физико-математического факультета, заканчивающим