повторял несколько раз – веди себя по-человечески.
– Не тебе это мне говорить, – начинает Яна.
Они еще долго переругиваются, пока крокодил не входит в вены.
Страхов остается совсем мало. Больше всего наркоманы боятся боли. «Лишь бы чтоб виснуть, ничего не чувствовать. За этим и вмазываемся. Забываешься, и все проблемы кончаются. Но когда сон ночной уходит, очень больно».
– Мне всегда тяжело из темноты возвращаться, – говорит Лида. – Я так расстраиваюсь.
– Когда воруешь, страшно, что поймают, – вспоминает Катя. Задумывается. – Тяжелой смерти. Ножей еще боюсь. Один раз пырнули ножом. Подружку защищала, в нее метили. Шрам остался вдоль сердца, видишь? Лет 15 мне было. А это уже не нож, это шило. Сестра родная. Я трезвая была, она пьяная. Я ее из дома не пускала, поругались, подрались. Дрались на столе в зале. И откуда это шило появилось, хер возьмешь, раньше не замечала, что она какими-то средствами пользуется. Так, за волосы берет и об стену, а тут шило. Боли ничего, просто белая футболка была, а раз – тут мокрая и красная, в крови.
– И че, испугалась она? – спрашивает Лида.
– Конечно, испугалась, что заяву напишу. На колени встала.
– А еще?
– Чтоб я матери не говорила… Чтоб я придумала что-нибудь… – Катя растеряна.
– На пуповине была запутана, синяя родилась, – говорит Яна. – Потуги, схватки, таз расширяется, ребенка из тебя кидает. 2810, 52 сантиметра – высокая, в папу. Дали ей по жопке. Копия была моя. Вообще она выглядела как мама с похмелья. Вся такая сморщенная, красная, смотрит. Ее под кислород. Она покакала, но не писала, сутки не писала. Потом медсестра заходит в палату: «Радуйся, мама, пописала».
– Недавно звонила мне на мобильный, – говорит Паша. – Говорила: «Папа, не колись, а то умрешь». Вот зачем ребенку такие вещи говорить?
Катя молчит и курит. Лида спит на кухне – полустоя, раскачиваясь на подогнутых ногах, опираясь головой в стол.
P.S.
– Хочется сделать золотую дозу, но возможности нет, – говорит Яна тихо. – Сейчас же героина не до станешь. Да и вдруг не умру. Легкой смерти хочу. Все, конечно, ее хотят, но я очень боли боюсь, понимаешь? А знаешь, случай был. У нас один старик есть на пен сии, так он на всю пенсию героина накупил, занял еще, и все – по венам. И очнулся. И жив, и еще дол жен остался.
Катя сползает по детскому стульчику со шприцем в руке.
– Кать, машинку закрой, – говорит Яна. – Домик (колпачок. – Е. К.) за ухом. Домик закрой.
– Паша, спать пойдем? – спрашивает Яна хрипло.
– И че?
– Ниче, просто так спросила.
Яна и Паша пытаются ввести последнюю инъекцию. Лида и Катя уже спят валетом на диване. Яна и Паша тоже то и дело засыпают с иголками в теле, просыпаются опять. На часах – 06.38, за окном темно, свет фонарей, машины.
Через неделю один из этих людей умрет – ночью, во сне остановится сердце. Другой вопреки всему сдаст анализы и попытается лечь на детокс – спастись. А имена их не важны, потому что вам на самом деле все равно.
«Путин»