Благодаря этому те легче сносили римский гнет.
У Ромула от страха захватило дух. Гемелл не раз грозился продать его последователям Кибелы. Чужеземную богиню, жрецы которой носили странные одежды и дули в оглушительно звучащие трубы, почитали очень многие. Но Ромула ничуть не влекло к Великой Матери.
– Чтобы доказать свое благочестие, ее жрецы оскопляют себя, – с гадкой ухмылкой говорил Гемелл.
Эти угрозы лишь усиливали ненависть Ромула к торговцу. Уже много лет он мечтал о том, как убьет его. То, как толстяк являлся к его матери, накрепко врезалось в его память. И он не собирался прощать Гемеллу того, что он делал с нею почти каждую ночь.
– Дети, закройте глаза, – шептала Вельвинна всякий раз, как только раздавался звук открываемой двери.
Испуганные близнецы спешили повиноваться. Но когда ложе начинало громко скрипеть, было очень трудно не посмотреть в ту сторону. И за все эти годы они ни разу не слышали, чтобы их мать издала хоть единый звук, когда Гемелл громко сопел и дергался, взгромоздившись на нее.
Ромул уставился на открывшееся его взору огромное здание на Капитолийском холме. Оно было посвящено Юпитеру, главному из римских богов, к заступничеству которого взывали перед войной. Храм, самая большая постройка, оставшаяся от основателей Рима этрусков, бесстрастно взирал с высоты. Шесть массивных колонн перед фасадом поддерживали треугольный расписной терракотовый фронтон, а между ними находились двери в селле, святилища триады: Юноны, Минервы и Юпитера. Здесь консулы приносили в жертву быков при вступлении в должность, здесь ежегодно проходило первое заседание Сената. И триумфальные шествия всегда завершались на Капитолийском холме, значение этого места для римлян невозможно было выразить словами.
«Юпитер, великий и всемогущий! Дай мне хотя бы один шанс убить Гемелла, прежде чем я умру». Эту молитву Ромул ежедневно повторял про себя.
В конце концов он добрался-таки до внушительной каменной стены, окружавшей владение Красса. Как и во всех домах богачей, она являла внешнему миру голую, ничем не выделяющуюся поверхность. Лишь створки огромной двустворчатой двери украшали резные львиные головы. Ромул подошел ко входу и взялся за искусно выкованный тяжелый железный молоток, изображавший голову Юпитера. Три раза стукнув – его поразил глубокий сильный звук, – он на всякий случай отступил на пару шагов.
Дверь резко распахнулась. На пороге появился привратник, такой же огромный, как Юба, но его смуглое лицо украшала затейливая татуировка.
– Кто тут? – Его суровый взгляд словно пригвоздил Ромула к земле.
Он протянул руку с письмом:
– Я принес послание Крассу от моего хозяина.
Раб окинул взглядом улицу и резко дернул головой:
– Заходи.
Ромул переступил порог и оказался в доме богатейшего из граждан Рима. Великан-привратник захлопнул дверь и задвинул засовы, затем дернул за веревку, свисавшую с потолка, и удалился в свой альков; все это время он не сводил