пузатыми подсвечниками. Направо – холл с диванами из темной кожи, искусственным камином и неоднородной, словно прилавок на блошином рынке, библиотекой.
Последняя была детищем Зои, как и все необязательное, но органично-уютное, что она делала, работая администратором этого отеля. Все началось с забывчивых постояльцев. Потрепанные, брошенные прозябать без ласковых глаз хозяина, книги подбирались и бережно складывались в кладовку. Когда накопилась целая коробка, вмещавшая двадцать четыре бутылки полусухого красного, Зоя попросила управляющего установить стеллаж. Несколько раза в месяц она впускала новеньких постояльцев в свой букинистический приют.
Зоя не любила работать с людьми, хотя именно это делало ее приятной сотрудницей. Она была собрана и на всякий случай дружелюбна. Не стремясь получить признание или хотя бы похвалу, Зоя выполняла должностные обязанности без восторгов и нареканий. Роль хозяйки отеля была отведена ее напарнице, второму администратору – Катюше.
Катерина, словно бомба замедленного действия, всюду создавала атмосферу опасности. Двигаясь по коридорам, как радиоактивная капсула в вакуумном пространстве, она впитывала негатив и выплескивала его на «придворных» самым непостижимым образом. Есть такой тип людей, по манере передвигаться которых становится понятно: ничего хорошего не жди.
Девушка выражала решимость, даже сидя за барной стойкой, нацепив вопросительную маску на крупное припухшее лицо с вызывающе аккуратными бровками-крючками.
Катюша была каменным львом этого места, а Зоя – канарейкой, пугливо перескакивающей по узорчатым выступам фасада.
Три года назад изнурительная учеба на юридическом закончилась для Зои скучной церемонией вручения диплома. Были моменты, когда студентка чувствовала, что помогать людям – ее призвание. Она читала Уголовный кодекс как приключенческий роман с неизменными героями, злодеями, финальным сражением и хеппи-эндом. Но, как часто бывает у молодых людей, романтизирующих образ Фемиды, Зою настораживала невозможность классифицировать добро и зло в чистом виде. Реальные истории обидно подтверждали, что не бывает ни того ни другого. От этого смешения кружилась голова: «Если грань настолько размыта, что частички одного попадают вглубь другого, то кто мы такие, чтобы судить? Достаточно ли четырех лет циркуляции по душным аудиториям, чтобы научиться разбираться в нюансах бытия? Или все сводится к формальностям, к бумажкам?».
Зоя устала от буквы закона, не успев проработать юристом и дня.
Хорошо, что никто из взрослых не довлел над ней с назидательной преемственностью. Покойная бабушка, как она сама выражалась, была из рабоче-крестьянской семьи. В юности мать предприняла попытку выучиться на медика, но бросила и почти всю жизнь проработала санитаркой, а в последние годы уборщицей в поликлинике.
Иногда Зое казалось, что под ее ногами нет не то что фундамента, но даже самих ног нет, словно она парит, оторванная от всего, чем дорожит условное общество. Общество – племя, жертвенно