не мирной. Все они волки. Нехристи, – зло сплюнул Кравченко.
– Светлый сегодня Христов день, браты, возрадуемся! Наша жизнь известна – либо добыть, либо дома не быть! Плесни нам, Яша, ещё по кубкам! – повернулся к сыну Биля.
Одинокий черкесский всадник остановился у последнего островка камышей, что обступили небольшое болотце. Отсюда хорошо был виден весь хутор Били, тени, перебегающие в его окнах – в хате ради праздника зажгли свечи.
Ольга поставила на стол своей сильной рукой тяжёлый кованный шандал, другой сдвинула в сторону глиняное блюдо с жареной свининой.
Али проверил затравку на полке своего пистолета и снова прижал стремена к бокам. Конь двинулся вперёд беззвучно, как тени в окнах хутора. Копыта его были обмотаны сукном и почти не оставляли следа на влажной земле. В подступающих сумерках всадник словно плыл вдоль кромки леса, держа путь к хутору Били.
Здесь в хате по-прежнему гудело застолье. Размахивая рукой, сыпал словами повеселевший от вина Кравченко:
– Вот они этого кабана подранили, а сынок его подхватился и в догон, по крови, отец ничего и сказать не успел. Бежит Васька по сакме и видит – крови нет. А в это самое время его сзади кто-то как косой – рраз, он летит, два, бешмет на нём тресь – это его секач под полу – обошёл он его, да и подождал. Тут выстрел. Туренок, отец его значит, видит такое дело – с подхода и вдарил! Он тут и вытянулся, кабан этот. А у Васьки обе голени до кости рассечены – идти не может. Лежит. А отец ему: «Будешь знать хлопче, як гнатись, да не оглядатись».
– В нашем деле оглядываться – это первый пример, – заметил Биля.
– Кабан, он даром что свинья зовётся, а поумней иного человека.
– А что, хлопец этот ходит? – спросил у Кравченко Вернигора.
– Ходит. Было уже думали хромой останется. Да вот Григорий Яковлевич, – кивнул он головой на Билю, – характерство такое знает, поднял его. Замолвление крови сделал.
Биля вдруг насторожился. Пластуны сразу увидели это и затихли. Но никто из них ничего не мог услышать, как ни старался.
– Гость к нам пожаловал, – сказал Биля, и казаки потянулись к оружию. – Один, верхами. Пойду встречу.
– Кому бы это быть? – спросил Кравченко.
Биля уже снимал со стены свой штуцер.
– Яков, посвети мне, – попросил он сына.
Тот встал и вслед за отцом взялся за винтовку.
Пластуны стали подниматься на ноги.
– А вы посидите, гости дорогие, мы сами справимся.
Казаки пододвинули оружие поближе к себе и снова сели.
Вернигора наклонился к Кравченко и шепотом спросил:
– Как же он так, дядя Николай? Раньше собак учуял!
– Талан у него такой.
Яков и Биля стояли по разные стороны двери и всматривались в темноту.
К воротам подъехал всадник и остановился.
– Кто такой будешь, мил человек? – спросил Биля в темноту.
– Гость, – ответил Али чисто по-русски и приблизился к свету.
Хозяин