Степанович, не до конца оправившийся от ранений, перебрался в уездный город. Иных средств к существованию, кроме пенсионного половинного жалования, у Свистулькина не было. Жить на это, соблюдая достоинство офицера и дворянина, было крайне затруднительно. Работать калека не мог. Одно из немногих доступных занятий – переписывание бумаг – исключалось ужасным почерком, да и, по правде сказать, малограмотностью капитана.
Как-то сразу вспомнилось, что после смерти отца за ним осталась половина той самой нищей деревушки, откуда его так бесцеремонно выставили. После нескольких неприятных бесед племянникам пришлось согласиться выкупить его долю. Таких денег при их скудном достатке в наличии, конечно, не имелось. Пришлось повторно заложить имение.
Сумма получилась скромная, хотя и казалась Свистулькину очень внушительной. Впрочем, даже он понимал, что при его легком нраве денег хватит ненадолго.
Кузьма Степанович отправился в Санкт-Петербург, вооруженный самым точным и неотложным планом. Офицер, отставленный по тяжкому боевому ранению, почти всегда получал производство в следующий чин (что автоматически повышало пенсию) и дополнительную единовременную выплату. Кроме того, при таком увечье офицер, отслуживший больше тридцати лет, как Свистулькин, уходил в отставку по высшей категории и имел право на пенсию в размере полного жалования. Кузьма Степанович доказывал, что потерял конечности на службе отечеству, в чем был полностью прав, конечно. Не шутки же ради он ночевал в снегу на швейцарском перевале. Однако тогда, как и сейчас, убедить в чем-то подобном государственную машину – настоящий подвиг, почище перехода через Альпы.
Одновременно Свистулькин добивался ордена Святого Георгия 4-й степени. Дело было глубоко безнадежным: в царствование Павла Георгием, учрежденным его матерью, не награждали, но Кузьма Степанович отчего-то считал, что для него сделают исключение. Свистулькина дважды представляли, но награждения он так и не получил. Несбывшиеся представления в счет, конечно, не шли, но орден давно полагался ему по выслуге лет, хотя существовали служебные взыскания, которые могли считаться препятствием. Кузьма Степанович разъяснял всем соглашавшимся слушать: «Сто рублей пенсиона при моих обстоятельствах лишними отнюдь не будут», – но в глубине души мечтал о кресте в петлице вполне бескорыстно, заранее предвкушая уважение, окружавшее георгиевских кавалеров.
Кузьма Степанович был немолод и сильно побит жизнью, отчего счастье представлял точно и довольно скромно. Окончательное блаженство требовало, прежде всего, собственного уютного домика в небольшом городе, желательно уездном, при доме непременно сад с яблонями и вишнями, кустами малины, крыжовника и смородины. Кроме того, для счастья требовалась жена, почему-то непременно вдова, добрая женщина и умелая кухарка. Кузьма Степанович с подробностями мечтал о пирогах с визигой, луком, яйцом, вишнями и яблоками, рюмочке водки перед обильным ужином