но потом всё же уступила под натиском уговоров, выдвинув ряд условий, одним из которых была финансовая независимость – роль содержанки её не устраивала. Она готова была принять авторитетную помощь, советы и даже стартовый капитал, но на первых порах и только взаймы – для открытия школы искусств.
Долгие десять лет она не разрешала себе даже мечтать о встрече с людьми, которые некогда были частью её жизни. Но несколько месяцев назад всё изменилось….
* * *
Самолёт шел на посадку, ещё несколько минут и Ирен увидит родной город, вдохнёт его аромат. Узнает ли он её? Вспомнит ли ту почти девочку с разбитым сердцем и искалеченной душой.
– Madame et Monsieur, notre avion a atterri (Мадам и месье, наш самолет произвел посадку).
«Вот и прилетели», – подумала она, взяла дорожную сумку и смело шагнула навстречу памяти. Ей так не терпелось вдохнуть воздух родины, что, спускаясь по трапу, глотала его полной грудью. Она остановилась, повернулась спиной к зданию аэропорта и пыталась разглядеть белые пики гор. Знала – они там! Но было видно только звёзды. Тогда она запрокинула голову и улыбнулась: «Вот они, родные звёзды! Всё так же светят, завораживая и маня своим холодным блеском. Вот он, ковш Большой Медведицы! Величаво и неторопливо бредёт по ночному небу из года в год, из столетия в столетие».
Пройдя таможенный контроль и получив багаж, вышла в зал прилёта. «Irene Legrand» (Ирен Легран) – увидела табличку со своим именем. Она протянула руку девушке, державшей табличку.
– Bonjour, Madame Legrand (Здравствуйте, мадам Легран), – приветствовала девушка.
– Bonne nuit (Доброй ночи), – ответила Ирен (Диалог продолжился по-французски).
– Меня зовут Натали, я ваш переводчик и секретарь. Это Владислав, Ваш персональный водитель, – продолжала девушка, указывая в сторону молодого мужчины в чёрном костюме.
Ирен перевела взгляд, но тут же отвернулась. Повязала платок и надела тёмные очки. Её движения стали нервными, она растерянно уселась в кресло. «Вот так встреча! C’est La Vie! (Се ля ви!)»
Влад был тем самым человеком, о котором мечтала душа и бредило сердце. Тем самым, которого жаждала увидеть и боялась встречи. Ей понадобилась всего минута, чтобы взять себя в руки. Ей совсем не хотелось, чтобы он узнал её сейчас. Взглянув на него через темные стёкла очков, подумала: «У беды глаза зелёные». А он не обратил внимания на изящную, элегантную француженку, давно приучил себя не разглядывать клиентов и не болтать с ними, действовать в рамках договора. Он мчал её по ночному городу, а в её голове как приговор стучали стихи Елены Бычковой:
Кто говорит, что время лечит,
Должно быть, вовсе не болел,
И не был жизнью покалечен,
Как уголёк в костре не тлел.
Не знал, наверно, адской боли
И мук израненной души,
Что рвётся из груди на волю,
Сжимая