вежественно, ан дружком мне никогда не станет. Тому-кто-внутри Ванька сильно не пондравился. Гнилой, говорит. И огольцы все эти с форточниками тоже не ндравятся. Вообче, сильно не хочет, чтоб я в разбойники шёл. Как подумаю, так сразу картинки всякие тюремные, и так покудова голова не разболится.
– Опрокинули сёдни лоток, – Важно рассказывает Ванька, – да и расхватали! Мелочёвка всякая нитошная. Она, ежели по отдельности закупать, так гроши стоит. А когда чуть не пол лотка захапали, так и вышел навар! Я выпил чутка да долги картёжные отдал…
Вздыхает.
– … ишшо рупь с полтиной должен остался.
«– Быт примитивных аборигенов», – Просыпается Тот-кто-внутри и показывает картинку с голыми коричневыми дикарями. А что? Гляжу на Ваньку внимательно, отчего тот важничает – думает, что завидую и восхищаюсь, значица. А и правда ведь – чисто энтот… обориген! Кости в носу нет и портки носит, а так один в один. Только у оборигенов кожа тёмная, а у энтова – душенька. А кто из них более дикой, я так сразу и не скажу.
Слухаю его, да поглядываю на площадь, где люд гуляет. Нищие выползли, огольцы, поездошники, фортачи[39] и ширмачи[40], проститутки. Кто гулеванит напоказ, кто на милость чью надеется, кто дружков для будущего дела разыскивает.
Ну и мужики-ночлежники с работ возвращаются. Гляжу-выглядываю, где там мои земляки? Агась!
– Давай, Ваня, – Хлопаю по плечу, – пора мне!
Сползаю с кучи и бегом до своих. Встречать, значица. Они же как телята малые, теряются в такой толпе. Взрослые вроде мущщины, крепкие и не сцыкливые, а затолкают-затеребят… теряются! Не знают, когда в ухо дать нужно, а когда за тряпицу за пазухой, где денежка хранится, хвататься.
А у меня само-собой выходит, будто и вырос не в деревне, а в большущем городе. Недаром – попаданец, не абы кто! Заколдованный, значица.
– Отстань-ка! – Налетев, толкаю в грудь ширмача, – Не замай земляков!
Тот хоть и постарше, мало что не пятнадцать, а отступает. За мной самонастоящие разбойники стоят. Дружим с ими, значица. И на кулачках, опять же, умею.
Я в первые дни на Хитровке ух как подрался-то! Чуть не десять раз, да не с годками, а всё с мальчишками постарше. Одного только не побил, а сам колотушек отхватил. Но отхватил-то вроде как и я, ан рёбра целые и голова не гудит, а ён об лобешник мой да локти руку сломал. Хваталку, значица. Не сразу и вскрылось-то, не заметил ён в горячке.
Теперя всё, не трогают. От людёв сурьёзных разбойники защищают, значица. А с мальчишками сам, взрослые в таки дела не лезут. Ну вот и справился сам.
– Твои, Конёк? Не признал!
– Не признал, – Ворчу для порядку и тяну земляков до комнаты, – Как же!
Мужики посмеиваются и вроде как шутейно, а слухают меня.
– Конёк, ишь ты! – Посмеивается один, – Пошто так?
– А бью как копытом, – Отвечаю, не забывая оглядываться, – и свинчатки никакой не надобно.
Всё, довёл! В комнате сразу становится шумно и немного душно. Мужики умываются, поливают друг другу над ведром, да