певунах, которых рублёвиками одаривают, но чтоб сам… Ха! А почему и нет? Кулачник я хороший, и не потому, что здоровый очень, а вёрткий и быстрый, ну чисто горностай. И ухватки отрабатываю потому шта. Может, и коленца плясовые тоже? А?!
– Егорка! – Никак знакомый голос?
– Мишка! Пономарёнок!
Стоит поодаль от входа, приплясывает в валенках стареньких да одёжке худой, что для дел по хозяйству приберегал. Так обрадовался дружку, что ажно обнялися.
– Я тебя какой день выглядываю, – Рассказывал он, вцепившись в рукав и опасливо поглядывая по сторонам. Публика здеся такая, оглянуться не успеешь, как с вывернутыми карманами очухаешься, и енто если повезёт! Многие и вовсе не очухиваются, значица, – ты здеся как? Совсем плохо?
– А давай в гости? Чаем напою! С сахаром!
Важничая немножечко, провёл Мишку к себе. Только по дороже раз остановилися, чтоб он посцал-то, а не в штаны напрудил.
– Дружок-то мой, значица, – Представляю его Ивану Ильичу по всем правилам вежества, – Мишкой звать. Портняжка будущий.
– Ишь ты? – Дяденька протягивает руку, пожимая, – Хороший дружок, раз сюды сунуться не побоялся. А я Иван Ильич, земляк Егорки и егойного отца знакомец.
Расслабился Пономарёнок, ну да оно и понятно. Земляк всё ж, не абы кто. Да ещё и отца знавал, это почти што сродственник, особливо когда в Москве встретилися.
За-ради такого дела чай достал, чуть не полфунта по случаю досталися. Шуганул портяночников от извощика знакомого, когда тот выпимши был, так тот потом спитым[43] чаем и отдарился. Честь по чести, в коробочке красивой, берестяной.
Балую я себя иногда!
Иван Ильич кипятку поставил да чай заварил. Попили с сахаром, что мне в тот раз разбойники знакомые с собой в карманы насували. Дяденька с нами одну чашку для вежества испил, ну и Понамарёнка расспросил заодно житье-бытье. Потом отошёл, значица, и мы уже вдвоем сидели, ну чисто взрослые из господ!
– Хорошо устроился-то, – Без зависти говорит Мишка, – никак враки всё, что на Хитровке пропащие совсем?
– Не врут, – Мотаю головой так, что мало не отрывается, – и ты сюда вдругорядь не ходи! Сейчас, перед летом, калуны[44] новых попрошаек себе набирают. Старые-то за зиму повымерзли. Могут и того…
– А вот и не боюся! – Хорохорится Пономарёнок.
– Я вот боюся! – Мишка затихает – понимает, что всё сурьёзно, – Хучь и боец кулачный, ан среди годков, взрослых-то не побью.
– А мастера свово? – Не удерживается дружок.
– Случайно! Пороть меня вздумал, а сам опосля пьянки жутчайшей. Ну а мне што? Уже тогда понимал, что не удержуся я у него, ну и отбивалси. Да и мастер такой злой был, что боялся – забьёт вусмерть! Как давай лягаться, не видя ничегошеньки! Ну и попал так вот, удачно.
– С единого удара свалил, ха!
– Удача, Миша, – Качаю головой.
– А… так он же в Пост Великий руки распускать вздумал, – Оживляется Пономарёнок, – и кругом неправ был. Боженька наказал!
– Не иначе. Да ты пей, пей чай-то! И сахар бери!
&n