с трудом пробирались в дюны, взбираясь по их шатким склонам на вершины, где было легче идти.
Их гребни затвердели; нам с Кираном пришлось пробивать ногами дыры в покрытом коркой слое, выжженном поверх вздымающихся песчаных волн.
Ветра, которые развевали одежду моей семьи и килты жрецов, когда те покидали храм, теперь обдували нас.
Когда мы оказались достаточно далеко от храма, полностью поглощенные пустыней, Киран наконец заговорил:
– Ты в порядке?
У меня болела губа.
– Конечно, в порядке.
Чтобы освободить руку, я передвинула урну набок, подпирая ее бедром, и прижала несколько пальцев ко рту, оценивая повреждение.
– Тебе не следовало говорить с ним так смело, – тихо сказал он.
Я пронзила Кирана свирепым взглядом. Он знал, что лучше не винить меня в действиях отца. Сколько раз я говорила ему, что Ситали поступает именно так?
Киран поднял вверх ладони:
– Я его не защищаю, Нур. Я стараюсь защитить тебя или, что более важно, побудить тебя дать ему отпор. Хотел бы я что-нибудь сделать, чтобы избавить тебя от него навсегда, – сокрушался Киран.
Мы оба знали, что с этим ничего нельзя поделать. Я освобожусь от отца, только когда он или я уйдем из этого мира в следующий.
– Сегодня он угрожал убить тебя на глазах у всех. Он никогда не делал подобного раньше. Боюсь, на этот раз ты зашла слишком далеко. – Киран протянул руки, будто хотел освободить меня от тяжести урны, даже если при этом придется обжечь свои ладони. Но я не позволила. В ответ на мое упрямство он закатил глаза.
– Нур, – сказал Киран, уставившись на урну. Он бросил быстрый взгляд на мое лицо. – А что, если он и правда попытается?
– Будь моя жизнь в опасности, я бы точно дала отпор.
Отец тоже знал, что так я и сделаю. Возможно, он надеялся спровоцировать гневную вспышку, чтобы избавиться от меня.
– Тогда у меня не было бы другого выбора, кроме как сражаться вместе с тобой, – решительно сказал Киран, поднимая глаза на Сол, словно извиняясь за правду, сорвавшуюся с его губ. Сол уже знала. Она знала наши сердца, умы и души. Хорошее и плохое.
– Я не хочу, чтобы ты делал это, – сказала я, и правда так думая. – Помни свою клятву, Киран. Ты жрец, и твой долг – служить Сол, а не Атону и уж точно не одному из его наследников. Ты мне ничего не должен.
– Это неправда, – слабо запротестовал Киран, прежде чем закрыть глаза и сделать глубокий вдох.
Когда взгляд парня снова сфокусировался на мне, песчаная буря в его глазах улеглась, и меня захлестнуло облегчение. Их оттенок был таким знакомым. Сол зачерпнула оранжево-красный песок под нашими ногами и просеяла его в глаза Кирана вместе с теплом, что хранилось внутри.
Эти красно-оранжевые маяки светились с той злостью, которую я помнила, но теперь редко видела.
– Поскольку ты все еще жива, я должен сказать, что выражение его лица, когда ты заметила лопнувшие сосуды в глазах Джобы, стоило всего золота Гелиоса.
Я