«Я мечтал быть таким большим, чтобы из меня одного можно было образовать республику…» Стихи и проза, письма
новом физическом качестве
С каждым вдохом и выдохом!
Я стал тосковать: ведь там негде ржать и некуда плыть,
Можно лишь чинно гулять, с пассажирами говорить
И смотреть, как колеблется ватерлиния, пока впереди не
Засверкают трамваи, бегущие в утренней синей
Мгле, а на стенах домов не запляшут белые отсветы.
Мы блуждали семь суток размеренным ходом
Под дождями, под солнцем, под звёздной россыпью.
Лихое, юное чутьё в торговле стало мне опорой.
Продавая консервы и изделия марки Гла́дстон[44],
Я заработал богатство: восемь миллионов.
Теперь я владелец десятка судов многотонных.
Под стягами, расшитыми моим гербом, плывут они по свету,
Рисуя на волнах и на ветрах мою торговую победу.
У меня есть и первый локомотив, который
Фыркает, пар выдыхая, как лошадь в мыле,
И гордыню свою в руках машиниста оставив,
Он мчится, отдавшись безумной восьмиколёсной силе.
Он влечёт за собой в приключение длинный состав —
В зелень Канады, в бескрайнюю глушь лесов,
И аркады мостов под рессоры свои подмяв,
Он летит сквозь поля в тишине предрассветных часов.
И если вдруг среди звёзд он увидит огни городов,
По долине разносится эхо протяжных свистков
Отголоском мечты о приюте под небом стеклянным вокзала.
А пока он везёт на буксире по зарослям рельс и столбов
Упругое облако дыма и грохот колёс по шпалам.
Неизданные материалы об Оскаре Уайльде
Оскар Уайльд – человек, коего многие считают обладателем необычного лба, сильно выступающего поверх надбровных дуг, но выше стремительно утрачивающего выразительность, в то время как его череп благородной яйцевидной формы расширялся ближе к затылочной части – говорил, что источником способностей человека является не передняя, а именно задняя часть черепа. Он также утверждал, что у истинно талантливых людей мысли зарождаются в… затылке.
В действительности же лоб у Оскара Уайльда был вовсе не низким, а даже довольно высоким, сильно выраженным, но без излишней бетховенской мускулатуры. В профиль он немного напоминал Байрона. К тому же голова Оскара Уайльда представляла собой образчик греческих пропорций – не таких, как у статуй, а скорее как у фигур, изображённых на вазах и медальонах.
Голубые глаза, подёрнутые лёгкой дымкой и темнеющие каждый раз, когда взгляд его оживлялся, были искусно вставлены в оправу надбровных дуг, над которыми суверенной аркадой возвышались широкие брови. Вместе с тем невозможно представить себе большего разнообразия в выражении глаз, способных казаться настолько тусклыми и замкнутыми на внутренних поэтических переживаниях и настолько же открытыми и устремлёнными во внешний мир.
Что же касается аристократического носа, то его широко открытые и подрагивающие ноздри жили своей, полной жизнью.
Бледные и мясистые губы вряд ли можно было назвать «милым ротиком». Рот у него и вправду казался весьма грубо скроенным, но притом отнюдь не бесформенным, а наоборот, чётко очерченным: