жить? Мне же это нужно сделать, правильно? Но это вряд ли выйдет. Ведь если у меня будет девушка, то об этом и речи быть не может, потому что в наше время они любят всё брать на себя. Я постоянно чувствую себя виноватым и у всех хочу просить прощения. Хотя я не такой уж и плохой. Возможно, это просто комплексы. Чёртовы комплексы.
Все мои проблемы могут начинаться с комплексов. Хотя я всё равно буду болваном в чьих-то глазах. Этого никак не изменить.
Что я вообще тут делаю? Зачем я здесь хожу, будто стараясь впечатлить зрителей своей романтичностью? Людям ведь вообще плевать на то, что я из себя представляю.
Мне уже двадцать, а я до сих пор не понял главного. Что я здесь делаю?
Как я здесь очутился? Я писатель? Но писатель должен иметь цель. Он должен уметь отправляться в неизвестность. Это не домик строить из спичечных коробков.
А с девушками так вообще… Когда вижу красивую, у меня трясутся колени. Начинаю нервничать и разум перескакивает с одной мысли на другую.
Я замёрз гулять. Но мне вроде легче. Надо что-нибудь написать. А если не напишу, забуду.
Для начала. Начало. Начну… Как бы начать?
Было бы неплохо съесть горячий бургер и выпить кофе. Ведь я замёрз.
Оллимпио достал трясущимися руками телефон из кармана, опёрся на столб блекло-жёлтого фонаря посреди узкой улицы с влажным асфальтом и начал что-то писать.
– Так. Надо писать. Хотя еда может помочь думать. Нет, я сперва напишу, а потом поем.
Итак.
«Отпускаю те года, в которых ждал судьбы повиновенье.
Понимаю:
Чем старей,
Тем больше ощущаю счастье в памяти забвеньем».
– Нет. Чертовщина какая-то. Надо идти домой и поесть.
По пути домой Оллимпио сорвался и купил в магазине виски. И пока шёл, глотал его на каждом шагу.
Через три километра ночной прогулки он уже был пьян и зажат. Думал, что в очередной раз сделал всё не так. Колени, челюсть и рёбра дрожали от холода. Но он продолжал непокорно стоять на улице уже перед домом и смотреть на звёзды.
– Кинематографично я стою. Хоть снимай фильм. Мне с детства кажется, будто я главный герой вечного сериала, который смотрит какая-то семейка гоблинов на дешёвом телевизоре. Мне паршиво. Но мне и хорошо. От дрожи в челюсти расслаблен живот. Но я совсем потерялся в жизни. Что мне делать? Проще всего наглотаться валерьянки и откисать до следующего вечера. А это выход? Ни черта это не выход.
Боже, как бы я хотел с лёгкостью отпускать то, во что вкладывал свою душу. И жить дальше!
Скольким девушкам я писал стихи. Ради скольких тренировался и развивался. Всё напрасно?
Помню былые влюблённости.
Одна была похожа на актрису. Другая на гимнастку. Третья на учителя. Четвёртая вообще казалась девушкой орхидей. У пятой были горящие интересом глаза, которые не отрывались от меня. У десятой глаза полнились печали. А у сороковой… просто голубые глаза, к которым я ничего не чувствовал.
Все девушки хорошие. Но однажды