носков, привязанным к креслу бинтами, ставшего похожим на древнеегипетскую мумию, в обмоченных штанах.
– Мы могли и убить тебя, Изя. – Макс, улыбаясь, похлопал его по плечу. – Есть ведь ещё выход, ну, как у всех типов вроде тебя?
Губернатор закивал, показывая на стену, завешанную гобеленовым полотном.
– Там, за гобеленом? – спросил Пётр и, получив утвердительный ответ, отодвинул край. На поиски двери не пришлось тратить время, за ней оказалась лестница, ведущая на другую сторону дома, в сад.
– Отлично, господин губернатор, – улыбнулся Пётр и, погрозив пальцем, добавил: – Мы уйдём из города на рассвете, а ты придержи своих псов, иначе нам есть что рассказать им. – Он опустил взгляд на мокрые штаны губернатора и повернулся к выходу.
Спускаясь, Пётр и Макс слышали, как охранники в недоумении не могут открыть парадную дверь. Она не поддавалась ни толчкам, ни уговорам. Поэтому, выбравшись в темноту, мужчина и мальчик ретировались через живую изгородь на другую сторону улицы, куда выходили окна кабинета губернатора.
Там горел свет. И лишь одиночество и неподвижное чучело остались с градоначальником до утра. Пётр знал, что Исраэль придёт в себя, рана не опасна, хоть и болезненна. Однако репутация губернатора оказалась подмоченной, и дело тут не только в мокрых штанах.
Скоро рассвет. Небо начало светлеть. Отбежав на приличное расстояние, Макс завыл по-собачьи, разбудив добрую половину псов во дворах, которые занялись лаем на разные голоса. По пути их нагнал Пугало, восторженно прыгая на задних лапах и пытаясь облизать лицо Максу.
– Погоди, Пугало! Погоди! – рассмеялся парень, обнимая пса. – Ты молодец, ты настоящий герой!
Макс, Пётр и Пугало неслись между кустами, восход очертил тенями силуэты зданий города. Необходимо было как можно скорее выбраться за стены.
* * *
Мне было трудно дышать. Каменные стены давили, сводили с ума. Оставшись наедине с собственными мыслями, я снова и снова прокручивала в голове возможные сценарии исхода. Возможность остаться жить бок о бок с людьми? Разве необходимость убивать стала превыше всего?! Голос матери, усталый и поэтому не расположенный к сентиментальности, напоминал о побеге Сиру.
Мальчик, став взрослым, слушал не меня, а инстинкты. Он не просто сбежал, а набросился на людей, которые не были виноваты в его заточении, в его голоде. Почему он не напал на губернатора или его охрану? Сиру было всё равно кого есть, он просто хотел утолить ярость. Не голод, а именно гнев, заполнивший нишу, где я пыталась вырастить разум, способный понять человечество в целом. Как бываем мы слепы, отрицая очевидные факты.
Я вернулась к Эльзе, видя, что в комнате стало светлее. Солнце не разбросало тёплые лучи по улицам города, оно лишь жадно облизывало крыши домов, напоминая, что нам нужно торопиться.
Она разлепила сонные веки, протирая глаза, потянулась, казалось, забыв о боли. Или она ушла? Кого я спрашивала,