молча поднялся и как-то неуверенно ответил:
– Конечно, готов. Но при условии, что мне помогут дойти до машины.
Дынин подставил ему свое крепкое плечо, и они парочкой вышли из квартиры. Следом за ними устремились мы с бутылкой водки. Завершал процессию Андрюша Исмутенков.
Такой странной компанией мы добрались до стоящего во дворе желтого «Москвича», на котором Дрюня каждый день пытался уехать на работу. Надо честно признать, что удавалось ему это не всегда. Дима усадил Борисова на заднее сиденье, я водрузился туда же, после чего рессоры «Москвича» сильно осели. Дынин же, сев вперед рядом с Исмутенковым, громко хлопнул дверью и скомандовал:
– Поехали!
Андрюша повернул ключ в стартере, но машина провякала в ответ что-то невнятное. Он еще раз повторил попытку, но особых успехов не достиг. Дынин посмотрел на Дрюню и спросил:
– Нам что, толкать придется, что ли?
От этой мысли мы с Борисовым стали резко трезветь. Толкать исмутенковский «дрюшпак» нам совершенно не хотелось, да мы были и не в состоянии это делать. Но с третьей попытки машина все же взревела воплем негодования, и мы с Седым радостно заорали: «Ура-а!»
После этого мы уже не кричали, а всю дорогу тихо посапывали на заднем сиденье, за исключением тех пяти-шести моментов, когда мы останавливали «Москвич» для отправления физиологических надобностей. Орал же всю дорогу благим матом бравый участковый Дынин. Он называл это пением, на наш же взгляд, это было блеянием молодого козла в брачный период. От его, с позволения сказать, пения Исмутенков несколько раз чуть было не въехал под колеса встречных грузовиков. Но потом смирился даже и он, и при подъезде к даче, хитро поглядывая на нас с Седым в зеркало заднего вида, уже тихо подпевал: «Тишина за Рогожской заставою… спят деревья у сонной реки…»
Подъезжая к дачному кооперативу, мы въехали на небольшой пригорок, где Исмутенков резко затормозил автомобиль. Мы с Седым сразу заозирались. После этого все вышли из машины и стали оглядывать простиравшуюся перед нами местность. Надо сказать, вид был впечатляющим. Мы простояли как вкопанные минут пять, после чего первым опомнился Седой:
– Ну? И какая из них наша?
Вопрос был актуальным: внизу перед пригорком расстилался широченный ковер, сотканный из шиферных, деревянных, рубероидных и даже черепичных крыш, обрамленных густой зеленью. В дачном кооперативе, судя по вырисовающейся схеме, было две главные улицы и несколько прилегающих к ним.
– Да откуда мне знать! – раздраженно воскликнул Исмутенков.
– Ну что ж, – вздохнул я, вынимая из-за пазухи бутылку. – Поехали искать сторожа.
Еще через десять минут, поблуждав по улицам дачного городка и опросив нескольких торчащих кверху задом теток в купальниках и дядек в семейных трусах, которые разговаривали с нами даже не разгибаясь, мы наконец подобрались к небольшой лачужке, где по всем приметам и должен был обитать сторож.
– Ну, – сказал я сидящим в машине бойцам. – Я пошел.
– Будь! – ответил мне Дынин.
– Не обделайся! –