с ними, с собаками. А то они, эта… того самого… как бы не выскочили.
– Спасибо, Федя, мы будем начеку. Они что, на самом деле такие опасные?
– Да днем-то нет…
– А почему только днем?
И тут он смутился, этот несчастный идиот. Смутился, потому что сболтнул лишнего и понял это. Выходит, он не хотел говорить, что собаки днем не опасны или ему запретили об этом говорить.
– Ты выпускаешь их ночью, Федя?
– Раньше выпускал, а потом перестал.
– Почему?
– Селод Лексаныч не велел.
Он не умел выговаривать «Всеволод Александрович» и называл отца на свой лад.
– Почему не велел?
Федюша с несчастным видом пожал плечами. Этот здоровенный детина в мешковатых брюках и линялой футболке с гладкими толстыми щеками и глазами пятилетнего ребенка, был не способен выдумать хоть сколько-нибудь приемлемую ложь. Раз оступившись, он боялся вновь ослушаться чьего-то приказа. Это читалось у него на лице.
– Так почему они ночью опасны? Расскажи мне.
Саша взяла его за руку и внимательно посмотрела в глаза. Близнецы завороженно следили за ее действиями. Федюша заволновался, начал переминаться с ноги на ногу, но руку не отнимал. Пыхтел, сопел и, наконец, выдал:
– Н-н-не знаю…
– Но ты знаешь, Федюша. Расскажи, мне это очень нужно. Почему их нельзя выпускать ночью?
В душе идиота шла нешуточная борьба. Лицо дергалось, он вспотел, но потом одна сторона все-таки одержала вверх.
– Да не знаю я! – выпалил он и вырвал руку. – Селод Лексаныч так велел. А больше не знаю ничего… вот.
И насупился, уставясь на Сашу. Руки спрятал за спиной, совсем как малыш, не желающий их мыть перед обедом. Что ж, наскоком завоевать высоту не удалось. Но ничего, лиха беда начало.
– Хорошо, Федюша, ты только не волнуйся, – успокаивающе промурлыкала Саша. – Ты молодец, отлично со всем управляешься, мне нравится. Это хорошо, правда?
Она больше не пыталась до него дотрагиваться, и он немного успокоился.
– Вроде не жаловались… Селод Лексаныч не жаловался.
– Спасибо тебе, Федюша. Будешь и дальше нам помогать? Ты нам очень нужен, без тебя нам не справиться. Так будешь помогать?
– Я, эта… конечно! – вспыхнул он и потупился. – Хотел еще, эта… сказать.
– Говори, – она ободряюще улыбнулась.
– Вы красивая… очень. И дети красивые. Я вас в телевизоре видел, но сейчас вы лучше, эта… вот.
Саша засмеялась. Этот искристый смех всегда работал безотказно.
– Спасибо, Федюш! Мне давно не говорили, что я красивая. Скажи, а почему так странно назвали собак?
– Сам Селод Лексаныч назвал. Призрак и Тьма.
И посмотрел на вольер. Из вольера на ними внимательно наблюдали две пары ореховых глаз. Никакого тебе виляния хвостом, никаких собачьих проявлений привязанности, а ведь их окликнул по имени человек, который их кормит! В голове всплыли отрывочные сведения: ротвейлер считается хоть и не самой умной собакой