в могиле. Приговор отменили, представляете?
– Все эти угрозы и покушения на Вика… – задумчиво сказал я. – Всегда задавался вопросом – почему в тюрьме к нему так паршиво относились?
Наоми посмотрела на меня:
– Он убил троих детей…
– Но действительно, – заметил Блейк. – Есть в «Стренджуэйз» такие, кто никого не убил? Да там детоубийц столько же, сколько дней в году.
– Может, из-за лунатизма? – спросил я. – Или потому, что отрицал вину? Открещивался от содеянного?
– Может, и так. – Блейк пожал плечами. – Сидеть в одной камере с наглыми убийцами и заявлять им, что невиновен или что ничего не помнишь, все равно что гладить их против шерсти. Но сдается мне, есть еще какая-то причина. – Он задумался. – Вик был со странностями.
– Со странностями? – переспросила Наоми.
– Не хочется так говорить, но да. Понаблюдайте за жизнью на любом школьном дворе, и сразу угадаете, кого потом будут макать в парашу. Готов домом своим поклясться, что Вику тяжко пришлось в тюрьме, к сожалению.
– К сожалению? – переспросил я.
Не с целью возразить, просто по опыту общения с представителями старой гвардии я знал, что они обычно занимают крайне жесткую позицию по таким вопросам.
– Организованная и безнаказанная травля заключенного в строгорежимном учреждении? – Блейк поморщился, будто от боли. – Совсем не к такому должно стремиться общество. Что же касается других заключенных, которые покушались на его жизнь…
Я нетерпеливо кивнул:
– Как мы уже сказали, их легко исключить из числа подозреваемых.
– Верно, – согласился Блейк. – Итак, вас интересуют давние обстоятельства дела.
– Вы были старшим детективом-инспектором в полицейском подразделении Северного Манчестера, когда поступил роковой вызов…
Блейк кивнул:
– Не знаю, то ли я слишком много об этом думаю, то ли у меня тогда было предчувствие, но я всегда говорю, что тот год для всех стал новой точкой отсчета.
– В каком смысле?
– Все обвалилось, ну или пошло наперекосяк. Ипотечный кризис, экономический спад, банкротства – вот это все. Потом война в Ираке, выпуск первого айфона. Появление всех этих чертовых соцсетей. Детали стали не важны, все по верхам. – Блейк покачал головой. – В тот год мы утратили энтузиазм. Запал пропал. – Он потер кончик носа и скромно улыбнулся. – Во всяком случае, у меня. Да, я был старшим сотрудником полицейского подразделения Северного Манчестера, но я впервые столкнулся с этим делом, когда окровавленного Вика доставили в Главное полицейское управление, в Честер-хаус. Сразу стало ясно, что все очень серьезно, но поначалу было ужасно трудно добиться от Вика чего-то связного.
– В каком он был состоянии?
– Перевозбужденный, дезориентированный. На вопрос, откуда кровь, ответил, что не помнит. Полный раздрай, приходилось действовать аккуратно. Его трясло, он нес несуразицу. Состояние шока.
– Наверное, было очень сложно установить хоть что-то.
– Было