до лодок, прикованных цепями к кольцам свай, Гаврила Потапович, глубоко вздохнул и, опуская на ноги девочку, выплеснул:
– Вот вам и сон в руку, милые мои! Ну, да ладно, главное спаслись, а там как Бог даст, вещи… дом, – покачав головой, – дело наживное.
– Спасибо, Гаврила, – со слезами на глазах проговорила Полина и искренне, от всей души поцеловала спасителя. – Я всегда знала, что ты не оставишь меня в беде, а за прошлое прости.
– Что прошлое ворошить. Изменить уже ничего невозможно, да… – помедлив, – и не к чему, – ответил Гаврила Потапович, вспомнив свою молодость, когда на своё признание в любви к Полине получил от неё отказ. – Я вот что думаю, на ту сторону не дойдём, – кивнув на узкую ленту противоположного берега реки, – один не справлюсь, разбуянилась Обь, волны-то вон как хотят, перевернёт и утонем. Пойдём от огня близ берега к Барнаулке, а там к горе. Туда огонь не доберётся. Потом, как всё утихнет, поищу твоего Петра.
Отковав свою лодку от лодочного причала, Гаврила Потапович усадил в неё Полину с дочерью и, взяв в руки вёсла, погрёб к устью Барнаулки.
Яростный ветер рвал электрические и телефонные провода, валил объятые пламенем телеграфные столбы, сносил с домов воспламенившиеся крыши. Поднимая ввысь огромные горящие головёшки, нёс их в клубах дыма и огня в ещё неохваченные пожаром кварталы города и, достигнув их, бросал огненными снарядами на всё, что может гореть – на людей и их жилища, на сараи, конюшни, склады и магазины, гостиницы, рестораны и государственные учреждения. Деревянные постройки тотчас охватывались огнём. Люди пытались тушить свои дома, но усиливающийся ветер ещё сильнее раздувал пламя. По улицам, ошалев от боли, бегали огненные комья – собаки, кошки, козы и другая домашняя живность. Стремительно неслось время и молниеносно неслось пламя от одного здания к другому, пожирая всё, что было внутри.
Грохот от рушившихся строений, треск горения, вой огня и ветра, скручивающего в кроваво-красные жгуты языки пламени, крики, стоны, мольбы о помощи и хрип животных – всё слилось в один жуткий звук. Ошалев от хаоса звуков и огня, люди бессмысленно метались в огненном месиве, и не могли понять куда бежать, что делать.
– К Оби! – пронёсся над толпой чей-то призыв, и плотная масса людей устремилась к реке, лишь небольшая группа, осознав, что огонь не может идти против ветра, побежала в противоположную сторону, – к заводскому пруду и демидовской площади.
Преодолевая коридоры огня, люди бежали к Оби, берег которого круто обрывался в бездну взбесившейся реки. Дальше бежать было некуда, а огненная стена напирала на них. На людях, ближайших к огню, воспламенялась одежда. Не в силах сдержать боль, пересилив страх высоты и стихию реки, они прыгали с крутого обрыва в реку и многие из них тонули. Оставшиеся на берегу, не опалённые огнём люди подхватывались новой волной