больше одного пирожного и обсуждали сложившуюся ситуацию с моим зашедшим в тупик расследованием. Я рассказала о приезде сестры хозяина, и мы решали, можно ли её убрать из списка подозреваемых (пока там находились все члены семьи плюс слуги). Во время последней кражи её дома не было, и вообще она часто уезжает. Александра считала, что исключать пока нельзя никого. Хотя я думала иначе. Клавдия Прохоровна одинока, живёт на всём готовом у брата в доме, очень набожная. В момент последней кражи в доме её не было, скорей всего, вор кто-то другой.
В этот ранний час кофейный дом бывает почти пуст. И в то утро посетителей было очень мало. Столики, расположенные по периметру зала, отделяются друг от друга бамбуковыми перегородками в восточном стиле, так что посетители не видят друг друга, но слышать ближайших соседей можно. В центре зала несколько не отгороженных столиков, но в тот раз они все были свободны. Рядом с нами сначала тоже никого не было, потом раздался звук отодвигаемых кресел. Тут же к вновь пришедшим посетителям подошел официант, взял заказ и ушёл.
Мы с Александрой были заняты своим разговором и пирожными и не обращали внимания на звуки за бамбуковой перегородкой. И вдруг я услышала оттуда знакомый женский голос. Я тут же замолчала и, приложив палец к губам, дала понять Александре, что ей тоже стоит замолчать, перестать жевать и стучать ложечкой по чайной чашке. И мы обе явственно услышали: «Я больше не смогу. Поступай, как знаешь, но не заставляй меня делать это. Лучше мне умереть». Незнакомый мужской голос грубо сказал: «Пошла вон». Мы сидели у окна, и через несколько секунд я увидела, как на крыльцо выбежала супруга моего нанимателя, юная Нина Колыванова, на бегу опуская на лицо густую вуаль. Она запрыгнула в экипаж и уехала.
Ну, дела! Мне тут же понадобилось попудрить носик, и я увидела спутника Нины, он как раз рассчитывался с официантом. Это был мужчина лет тридцати, обыкновенной внешности, не красавиц и не урод. Но одет он был очень щёгольски. Рядом с ним на столе лежала резная трость, изысканные серые замшевые перчатки и очень модная итальянская шляпа в тон перчаток. Такая называется не то «бурсалино», не то «бурмалино»… Сама я в мужской моде не разбираюсь, мне ни к чему, о такой шляпе я слышала от своей сестры, которая очень следит за всеми новинками и старается, чтобы её Парамон не выглядел провинциалом. И надо сказать, ей это удаётся. Когда я проходила мимо, спутник Нины бросил на меня такой характерный оценивающий взгляд, что с ним сразу стало всё ясно. Он был из тех, о ком говорят: ни одной юбки не пропустит мимо.
Вернувшись на место, я возбужденно начинаю обсуждать ситуацию. Вот так тихоня-скромница! Вот, уж, от кого не ожидала! Ведь это её любовник! И тут Александра остужает мой пыл: «Да, “пошла вон” звучит очень романтично». Но ведь и просто знакомым он быть не может, Колывановы очень тщательно выбирают себе окружение. Как мог попасть в него человек, который так обращается с женой Колыванова и что-то требует от неё, о чём она говорит, как о невозможном? Она сказала, что не может больше «этого» делать. Значит, уже делала? Тут к нам подходит за расчётом официант, и я, изображая слегка туповатую