он скажет дальше?…
Почему-то это было важно. Мара внезапно пошевелилась, плавным текучим движением оказавшись на ногах; двинулась в сторону двери. На секунду застыв перед входом, собака низко пригнула голову, словно была готова зарычать, но через пару секунд отвернулась и медленно поплелась на место. Шумно вздохнув, белый зверь вновь улегся рядом с Габриэль; МакГрегор проводил собаку задумчивым взглядом.
– Габи… – начал было он, но тут же вновь нахмурился. – Странное сокращение.
– Так меня называют практически все. – Для того, чтобы успешно пожать плечами, пришлось поднять голову с колен. – А что, есть другие варианты?
– Эль. Это подходит больше, – в голосе МакГрегора была жутковатая уверенность, с которой врачи обычно сообщают страшный диагноз, и ее это почему-то развеселило.
– Развлекайся. – Она поставила пустой стакан на ковер. Комната приобрела мягкие, смазанные очертания, и этот причудливый феномен был, без сомнения, вызван выпитым бренди. На счет алкоголя можно было записать и следующую фразу – но Габриэль всегда предпочитала откровенность осторожным полунамекам. – Ты хочешь, чтобы я осталась. Я права?
– Да. – Филипп не стал утруждать себя попытками завуалировать свой ответ – и это тоже показалось Габриэль чертой, неотделимой от его сути. Правда оставалась правдой, и было видно, что ему претит подбирать слова, когда можно сказать прямо.
Ей импонировала эта черта в людях: прямота, рожденная не недостатком воспитания, а, пожалуй, какой-то врожденной смелостью.
– Зачем? – Она запрокинула голову и посмотрела ему в лицо – без смущения и страха, но с зарождающимся гневом. – Если ты думаешь, что достаточно меня напоил…
– Не стоит меня оскорблять. – Его сардонический смешок, вопреки всему, успокаивал лучше любых заверений. – Действительно, еще немного, и ты уснешь прямо на ковре, в обнимку с Марой. И нет, твои подозрения беспочвенны, моя пуританская совесть категорически против идеи навязываться даме в беде. Просто – оставайся. Переночуешь в любой из комнат, которая тебе приглянется. Возвращаться в центр так поздно не имеет смысла, да и мне не хочется отпускать тебя куда-то в таком состоянии.
Габриэль знала, что, скорее всего, дело в бренди, коварно и мягко размывшем прослойку осторожности между разумом и чувствами, но все равно ощутила себя задетой его откровенностью.
Он настолько осторожен? Настолько брезглив? Настолько… Филипп?…
Последнее почему-то показалось самым подходящим определением. Он не был оппортунистом, это сквозило во всем, что МакГрегор делал и говорил, но Габриэль все равно мстительно, чисто по-женски обиделась на его прямоту: это помогало не испытывать неловкости. Она не сразу определила, что оскорбило ее больше, но, когда все-таки поняла, гнев утих, не успев расправить крылья.
– Я не настолько напилась.
И не настолько нуждаюсь в помощи. Не смей так думать.
– Уверена? – в его голосе безошибочно читалась ирония, но Габриэль, уже начинавшая привыкать