провизией, в этом Лейф был уверен. А ещё, идея Эгиля о перчатках показалась ему действительно заманчивой – в их деле лучше остаться без ноги, чем без пальца. Мало ли, вдруг по пути им придётся грести, или ещё какой активной деятельностью заниматься на морозе – руки надо беречь.
Под гнётом этих невесёлых размышлений, Лейф принял решение заглянуть в Ганкедок, разузнать о текущем положении дел в окрестностях, а уже потом, опираясь на полученные сведения, продолжать путешествие до Шорхольма, о чём и сообщил Эгилю. Покончив с ужином и оставив про запас лишь горсть сухарей, путники закинули походные мешки обратно за спины и продолжили свой путь по пустырю, отдавшись беспощадным задуваниям Фаренгара.
Ганкедок – единственная деревня в округе – вскоре дала о себе знать несколькими столбами дыма из печных труб. Она оказалась немного больше, чем ожидали путники – деревня была обнесена частоколом, а с холма, с которого спускалась извилистая дорога к поселению, можно было наблюдать суету на местной пристани, по оживлённости не уступающей городу. Лейф сразу отметил, что многие дома деревни стоят прямо в озере, на сваях, окружённые подмостками и причалами, с привязанными к ним лодками. Лейфу, как плотнику, претило такое расточительство древесины – разве мало было места на берегу? Несмотря на наличие частокола, часовых он не заметил – видимо, стена из брёвен им нужна была лишь для того, чтобы скотина не разбегалась. Уже отсюда, с высоты холма, Лейф мог разглядеть два наиболее крупных сооружения деревни – первое, несомненно, являлось залом старейшины, а второе, как он надеялся, должно было приходиться постоялым двором. Туда они и направились, оглядывая окрестности, но не особо ими интересуясь.
На воротах их никто не остановил, однако жители, заметив на своих улицах двух незнакомцев, начали подозрительно глядеть им вслед – Лейф затылком это чувствовал, и не мог винить местных. В таких небольших деревнях все друг друга знают, и каждый незнакомый путник – в диковинку. Надо было поскорее добраться до трактира, там они окажутся вне досягаемости любопытных и недоброжелательных глаз, и смогут разузнать о местных порядках.
Чутьё не подвело Лейфа – второе крупнейшее сооружение деревни действительно оказалось трактиром, стояло оно практически у самой воды. Вечернее оживление бросалось в глаза – люди стекались сюда и с деревни, и со стороны причалов. Во двор заведения вела бревенчатая арка, на поперечине которой на двух ржавых цепях висела почерневшая от влаги дощатая вывеска с весьма тривиальным названием – «Приозёрный». Все столы, стоящие во дворе на улице, уже были заняты компаниями разной степени нетрезвости, и Лейфа удивило, как легко они переносят холод – многие молодые люди сидели в одних льняных рубахах, и это на морозе, от которого у них с Эгилем стучали зубы, учитывая, что на плечах были куртки. От их вида Лейф поёжился ещё больше, и поспешил внутрь, стараясь не привлекать внимания посетителей.
Один из столбов дыма, витавших над Ганкедоком, принадлежал трактирной