беспечно составили злой умысел на честь, а как потом оказалось ‒ и на жизнь Пушкина.
К их гнусной забаве с одобрительным поощрением относились старшие представители ‒ все эти графини Софьи Б., m-me Н… И на вершинах законодательница высшего света графиня М.Д. Нессельроде; конечно, её должно отнести к «надменным потомкам известной подлостью прославленных отцов». И много их там, «стоящих жадною толпой у трона».
Против Пушкина было сплочённое большинство. И, наконец, сам монарх.
Ведь даже император Николай I, правивший Россией в те времена, не мог, конечно, осознать, что это не Пушкин живет в его эпоху, а что он – Николай I – существует в пушкинскую эпоху!
Много дней работаю над этой статьёй, а в голове всё крутятся пушкинские строки из письма Вяземскому: «Толпа жадно читает исповеди, записки, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости, она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал, и мерзок ‒ не так, как вы ‒ иначе…».
…Но меня больше всего шокирует, что и друзья Пушкина – П. Вяземский, В. Жуковский, А.И. Тургенев, С. Соболевский, М. Плетнев, многочисленные лицейские соратники ничего не смогли противопоставить этому антипушкинскому заговору!!!
9. «Но есть и Божий суд, наперсники разврата!»
Об этих наперсниках уже было сказано выше. Примечательно, что Лермонтов, по сути, ни слова не сказал о роли самой Натальи Гончаровой во всей этой трагедии.
Вот разве что эти многозначительные фразы «Добыча ревности глухой» и
«наперсники разврата». И как ни крути, но здесь есть прямой намёк на тех и на то, что подталкивало к сближению Натали и Дантеса.
Была ли Натали достаточно умна и образована, или её главной страстью оставались светские балы? Вот лишь одно воспоминание друга их семьи А.О. Смирновой: «Наталья Николаевна была так чужда всей умственной жизни Пушкина, что даже не знала названий книг, которые он читал. Прося привезти ему из его библиотеки Гизо, Пушкин объяснял ей: «4 синих книги на длинных моих полках»».
Один из главных пушкинистов Павел Щеголев пишет: «Дантес взволновал Наталью Николаевну так, как ее еще никто не волновал. «Il l’а troublé» ( в пер. ‒ она обеспокоена, встревожена, запуталась) – сказал Пушкин о Дантесе и своей жене. Любовный пламень, охвативший Дантеса, опалил и ее, и она, стыдливо-холодная красавица, пребывавшая выше мира и страстей, покоившаяся в сознании своей торжествующей красоты, потеряла свое душевное равновесие и потянулась к ответу на чувство Дантеса. В конце концов, быть может, Дантес был как раз тем человеком, который был ей нужен», ‒ пишет пушкинист П. Щеголев.
А вот ещё одно свидетельство той эпохи: Натали не верила, что дуэль случится. Предполагала, что вспыльчивый супруг вскоре успокоится и забудет.
По записям хрониста Бартенева, записавшего свидетельства князей Вяземских ‒ «Пушкин не скрывал от жены, что будет драться. Он спрашивал ее, по ком она будет плакать. «По том, ‒ отвечала