моё осунувшееся лицо. – Он целитель. От него хоть толк был бы, а что я? Может, вытерпишь? Сядешь в уголочке, укутаешься в одеяло, подремлешь?
– И помру к следующей станции, – жалостливо шмыгнула носом я. – По-твоему, зря лекари постельный режим выписывают?
– Два-то дня выдержишь как-нибудь, – легкомысленно махнул рукой мой охранник. – А там уж и встретят нас. Ты ведь девочка крепкая.
Я его ненавидела в этот момент. Как же он не понимает – плохо мне, плохо! Никто меня не любит, не жалеет. Даже степняк молча стоит в сторонке, а делал вид, что я ему нравлюсь! Все мужчины – лицемеры!
– Может, послать в город за целителем? – неуверенно предложила вдова. – День потеряем, это не так уж и страшно. Не бросать же девочку здесь!
– Расписание, лошади, – напомнил кучер. – У нашей службы всё рассчитано.
Я уныло смотрела на столпившихся вокруг меня людей. Перед глазами плыло, дышала я ртом и вдобавок начала потеть. Прямо чувствовала, как по спине текут противные капельки пота. Не поеду никуда! Останусь тут и буду страдать!
– Позвольте, я попробую, – неожиданно для всех подал голос степняк. – Я немного смыслю в целительстве!
Герхард позволил. Он отошел в сторонку, разрешая степняку опуститься передо мной на корточки и взять мои ледяные руки в горячие ладони. Под его пристальным взглядом глаза закрывались сами собой. Я почувствовала, как обжигающие и жесткие пальцы Аяза вертят и мнут мою больную голову. Он что-бормотал на незнакомом мне языке. От его прикосновений хотелось мурлыкать, это было невероятно сладко. Пальцы словно вытягивали боль. Когда он отошел, встряхивая кистями, в голове было легко и весело, и даже нос задышал.
– Вы целитель? – изумленно спросила я по-славски, совершенно забыв, что не должна знать этот язык.
– Не совсем, – смущенно улыбнулся Аяз. – Я лошадник.
– Как это?
– Разговариваю с лошадьми, лечу их.
– Я что, лошадь, по-вашему? – возмутилась я.
– Но ведь сработало же! – по-мальчишечьи ухмыльнулся юноша. – Вам ведь легче?
– Намного, – кротко согласилась я. – Спасибо вам.
Я действительно чувствовала себя намного лучше. Головная боль почти ушла, нос дышал, слабости не было. Можно было ехать дальше. Все попутчики очень обрадовались. Даже «разбойники» изобразили на лице что-то похожее на улыбку и поздравили меня с выздоровлением.
– Я так и думал, что вы знаете славский, – с усмешкой прошептал мне Аяз. – Нельзя ехать в Славию к родне, не зная языка.
Я досадливо поморщилась. Опростоволосилась, слов нет.
– А кто у вас родственники? – будто невзначай спросил степняк.
– Государь, разумеется, – хитро улыбнулась я. – Он мой двоюродный дед.
И это была чистая правда, потому как мать моей матери была дочерью государя! Не нынешнего, а прошлого, конечно.
Да,