Вашего лица овал!
А будь у Вас лица квадрат,
Я целовал бы Вас как брат.
«Разденься, – сказал я Глафире. —
Любовь – не картошка в мундире».
Восьмое марта. Ни копья.
Сажусь на коврик в лотос-позу.
Я не дарю тебе мимозу,
Но этот лотос – для тебя.
Двадцать пять —
Баба ягодка опять.
Нам хорошо с тобой вдвоем —
Вон улыбаемся на фото.
Но и в отсутствии твоем
Есть тоже праздничное что-то.
Одинокая, нежная, скромная,
Тридцать с хвостиком, высшее, стройная,
Шестьдесят килограмм, синеокая
Даст уроки поволжского оканья.
Я со стула
Поднялась
После двух мороженых,
Отряхнула
Двадцать глаз,
На меня положенных.
Любил одну даму
Мишель Нострадамус.
Что лучше – Рада или Дума?
Чума на оба ваших чума.
Над парикмахерской солнце
Висит.
Одеколонцем
От солнца разит.
Я люблю этот солнечный город…
(Дальше – семьдесят пять оговорок.)
Премьер-министра век недолог.
(Уинстон Блэк, украинолог)
Воспитанник одесского вокала,
Я пел о Мясоедовской в Ла Скала.
В Италии все двери
Со скрипом от Гварнери.
Отсель куда-то в город-сад бы,
В котором все бы под оркестр —
И дни рождения, и свадьбы,
И труд, и обыск, и арест…
Как случится гуманоид,
Так откажет «полароид»!
Я спросил у тополя: «Где моя любимая?»
Тополь не ответил мне, но спросил: «А что?»
Бьют часы. В глубоком кресле,
В том, что под часами,
Утонула Салли Пресли.
Ох уж эта Салли!
Ни «спасите», ни «тону»,
Ни записки близким.
Села в кресло – и ко дну.
Тихо. По-английски.
Как случится гуманоид,
Так откажет «полароид»!
Красный.
Желтый.
Да пошел ты!
Режу лук.
Чтобы слезы текли не зря,
Думаю о грустном.
Солнце на пляже
Печет, а не греет.
Кто ни приляжет —
Мгновенно негреет.
Англичанин Кристофер
Англичанке Дженифер
Вечером на пристани
Сделал предложение:
«Дорогая Дженни!
Может