крылатый облик… Если господин Анхельм столкнулся с чем-то, выходящим за рамки современной науки, чем-то, что необходимо беречь и защищать – разве его остановила бы собственная незавидная участь? Он был героем – не только анекдотов! Благодаря ему выжили редчайшие аниосийские барсы! Если ваш отец открыл новый вид… человека?!
– Господин Фабиан, – расхохотался Дан, – сколько вам лет? Восемнадцать? Девятнадцать?
– Почти двадцать!
– Тем более. В ваши годы пора перестать верить в легенды, оборотней, магию и зубную фею. Спасти популяцию редких кошек не означает повесить на себя одного ответственность за выживание древнейшей человеческой расы. Это чересчур самонадеянно даже для блестящего ученого… Моего отца обуяла гордыня, он подделал тот снимок, чтобы досадить своей академии. Тем более, что все они, как и вы, клюнули на его злую шутку. Собрали всех ведущих ученых, цвет мира… После чего господин Анхельм-старший во всеуслышание признался в своем розыгрыше… Вы знаете, что его пришлось выводить из зала под охраной? Обманутые им выдающиеся умы хотели растерзать его прилюдно.
– Пусть так! – упрямо возразил Морис. – Но если его больше не привлекала научная деятельность? Если он узнал нечто более ценное? Получил… вечную жизнь, например?
– Пойдемте, – зло бросил Даниэль.
Солнце заливало долину. Идти пришлось недалеко – на обрыве возвышалась невысокая пирамидка из накиданных друг на друга камней. Рядом росло небольшое корявое деревцо.
– Могила отца, – голос Дана перекрыл ветер. – Его похоронили по обычаям раррхов, которым он посвятил остаток жизни. Можете расковырять камни и поднять кости, взять анализы и провести проверку ДНК. «Вечная жизнь» отца закончилась в сорок три года. У вас еще остались вопросы, господин Фабиан?
– Нет, – уныло откликнулся юноша. – Мне очень жаль…
– Я провожу вас, – на тон мягче сказал Даниэль.
– Почему вы из всех мистификаций прошлого заинтересовались именно этим скандалом? – как бы невзначай спросил он, когда они шли через деревню под внимательными и любопытными взглядами немногочисленных жителей – хрупких, невысоких, с удивительными золотистыми глазами, одетых лишь в легкие штаны и длинные туники.
– Потому что господин Анхельм поразил меня, – вздохнул Морис. – Так много фальсификаций – и ни разу, несмотря на неопровержимые свидетельства обмана, никто не заявил: «я пошутил», «этого не было»… А тут неоспоримое доказательство – и такое заявление… Я должен вернуть снимок к вечеру, иначе у меня будут неприятности.
Даниэль нахмурился и подкорректировал импульс силы. Теперь злосчастный кусочек пластика превратится в пыль лишь завтра утром.
– Прощайте, господин Фабиан!
– Прощайте… Дан.
Морис уходил вприпрыжку. Спускаться с горы гораздо легче, чем на нее взбираться.
Барруни возник из воздуха, встал, касаясь плечом:
– Все хорошо? Мы можем его отпустить?
– Можете,