элле, – пролепетала Лорка и потупилась под пристальным взглядом. Вот интересно, он сам на зорьке встал или это она его разбудила, когда говорила во сне. Тревожная греза уже и не помнилась почти, только что Томаш был и Лексен, и было страшно, и все в пепле, как дорога к жальнику, и будто цветы сквозь пепел этот росли. Сон прошел, а след под плетеным оберегом остался.
Элфие оружие свое собрал и пошел. Молча. Лорка за ним, как кутенок на привязи. Смотрела на болтающуюся ниже спины кусу и саму спину, боясь отстать, и от того спотыкалась. Идущий впереди Страж веток не придерживал, и ей уже раз сколько по лбу прилетело. Вот же! Как так можно?
Внезапно вновь вышли к реке. В другом месте, не там, где их выбросило. Здесь у берега было совсем спокойно и песочек. Ярилось только на самой стремнине. Страж протянул руку. Лорка догадалась, что он одежку назад требует. Сняла, а этот бесстыжий вдруг из рубашки своей, уже сухой, вывернулся и, в комок смяв, бросил, будто с него убудет нормально подать.
– Приведи себя в порядок и переоденься, смотреть гадко, – и ушел, на ходу набрасывая поддоспешник.
– Так и не смотри, – буркнула она в ответ, – надо больно.
Сразу спохватилась, вспомнив, что слух у элфие получше людского, а потом решила, ну и пусть слышит. Она его, считай, от смерти спасла, а он хоть бы спасибо сказал. Вон Верей суровый с виду, а гадостей не говорил, в доме разве, а в дороге – никогда. И их если рядом поставить, то ан’халте взрослым смотрелся, а этот – молодой парень не старше Гриня, да еще и гонорливый, будто девица из города. Что с ними со всеми стало? Пусть бы обошлось. И с Гринем, и с Вереем. Вспомнилось, как Ива на его плечи заглядывалась. Была в медовокосом какая-то неправильность, которая ан’халте от других Стражей отличала.
За этими мыслями Лорка быстренько разделась и прямо голышом в речку плюхнулась. Выскочила почти сразу, колотясь, обтерлась своей рубашкой и Стражеву сухую на себя натянула. Стыдобище – коленки видно, зато ткань плотная, хоть и тонкая, и к телу приятная и так же, как поддоспешник, травой свежей пахнет. Оттерла, как могла, песком и руками свои рубашку с сарафаном, отжала и на камушке разложила. Стыдно было еще и от того, что она в чужой нательной рубашке, пусть и стираной, но чужой же, да еще и мужской в придачу.
Солнце поднялось и стало тепло. Хотелось есть, и чтоб унять разошедшийся живот, Лорка напилась из речки. Вода была вкусная и немного язык щипала, как кровь элфие… Щеки тут же вспыхнули, и вспомнились гладкие губы и кожа, что шелк, под рукой, и холодные наглые глаза, голубые с зеленоватой искрой. Вот как сейчас.
Страж молча стоял в десяти шагах. Захотелось сразу коленки прикрыть и сбежать подальше. Особенно когда подошел и сунул ей в руки кулек из широкого травяного листа, а сам к камню, где лежал сарафан придвинулся. Шевельнулись губы, и Лорка увидела, как мокрая ткань светлеет, высыхая. Ух ты! Вот так чудо!
– Ешь, – приказал он, – одевайся и пойдем.
В листе оказались белые сладкие корни. А сарафан Лорка натянула прямо поверх Стражевой