сидел, развалившись на широком диване. Опустив жирные складки подбородка на сцепленные в замок короткие пальцы, он исподлобья глядел на вошедших и не произносил ни слова.
– Вот, Лаврентий Степанович, наша Женечка, – суетливо затараторил опер, сгибаясь в приветственном поклоне едва ли не в три погибели. – Чиста, как младенец.
– Посмотрим, – просипел Лаврентий, колыхнув тучным телом. – Заходи, красавица. А ты – свободен.
Как только замок за спиной девушки щелкнул два раза, зыбкое спокойствие, которое она доселе усилием воли пыталась сохранить, начало покидать ее. Широко раскрыв глаза, она силилась рассмотреть в сидящем напротив мужчине черты «хорошего человека», но не могла. Все в нем было до отвращения омерзительным. Мясистые губы, на которых повисли крошки еды, беззвучно шевелились.
Чувствуя, что силы вот-вот покинут ее, Женька прокашлялась и тихо попросила:
– Можно присесть?
– Присядь, – волосатая ручища похлопала по дивану. – Только не очень далеко.
– А выпить можно? – спросила девушка, судорожно сглотнув, чтобы не закричать от страха, который все сильнее овладевал ею.
– Пей сколько хочешь. – Лаврентий Степанович наполнил до краев высокий фужер коричневатой жидкостью из пузатой бутылки. – На… И давай с тобой договоримся – ты расслабляешься.
– Вы считаете, что это возможно? – пробормотала Женька, принимая бокал с коньяком. – Я имею в виду – в подобных условиях?
– Я тебя сюда не сажал, – осклабился ее собеседник, нанизав на вилку кусок колбасы, и замер в ожидании. – Ну, давай, пей…
Глубоко вздохнув, девушка поднесла фужер к губам и принялась пить его содержимое большими глотками. Напиток обжег горло, в глазах защипало, но она не останавливалась.
– Все, – наконец выдохнула Женька и закашлялась.
– Ты смотри какая молодчина, – заржал Лаврентий, почти насильно затолкав ей в рот кусок колбасы. – Закусывай…
Обведя начинающими мутнеть глазами убранство комнаты, Женька еще раз тяжело вздохнула и произнесла:
– В конце концов – каждому свое! Так, кажется, было написано на воротах Бухенвальда?
– Не был, не знаю, – вполне серьезно ответил толстяк, стараясь незаметно пододвинуться к девушке. Учитывая его комплекцию, это было весьма проблематично. – Ты бы разделась, что ли. Ненавижу я эти ваши тюремные робы. Вы в них все одинаковые. То ли дело без нее…
– Ага, сейчас. – Женька попыталась расстегнуть верхнюю пуговицу куртки, но руки, до этого беспрекословно подчинявшиеся ей, отчего-то перестали слушаться. Пальцы скользили по петлям, путаясь и цепляясь друг за друга. – Ой, кажется, я пьяна!..
Это было последнее, что она запомнила. Тяжелый, душный кошмар опустился на нее, то и дело подступая к горлу тошнотворной болью, и Женька отключилась.
Звонкий перестук капель холодной воды о раковину умывальника заставил девушку спрятать голову под подушку. Боль, пульсирующая в висках, мешала сосредоточиться. Обведя непонимающим взглядом помещение,