ее сделать что-то, чего она делать не хотела.
Кто-нибудь из вас…
Она ошибалась, но не во всем. Чувство, охватившее меня при этой мысли, было не из приятных.
– Ты живешь здесь, в кампусе? – спросил я ласково, как она и заслуживала.
Право выбора оставалось за ней. То, что я ее спас, не давало мне оснований ей указывать. Я должен был отпустить ее одну, даже если очень не хотел. И все-таки я еще раз осторожно попросил:
– Давай я тебя довезу, а потом вернусь сюда пешком и уеду к себе.
К моему огромному облегчению, Джеки кивнула. Она принялась собирать с пола грузовичка свои вещи, я бросился помогать. Меня кольнула неоправданная ревность, когда я подобрал упакованный презерватив.
Джеки отдернула руку, как будто я протянул ей скорпиона, а не безобидный целлофановый квадратик, и сказала, что это не ее.
Значит, он все продумал до мелочей? Хотел добиться своего, не оставив улик?
Не оборачиваться! Не смотреть на него!
Проигнорировав доводы рассудка, я оглянулся проверить, лежит ли эта дрянь по-прежнему на земле. Лежит. Наверное, я что-то пробормотал о его намерении выйти сухим из воды. Мне стало жаль, что Джеки отказалась вызвать полицию: такие детали могли счесть доказательством осознанности и преднамеренности его действий. Не знаю, сказал ли я это вслух. Может, и сказал, но она не ответила. Я сунул презерватив в карман, на миг задумавшись, прожует ли измельчитель бумаги резину. Дома я собирался провести этот опыт.
И представить себе эту вещь надетой на того, кто ее обронил.
Я забрался в грузовичок, захлопнул дверцу и включил зажигание.
– Точно не хочешь вызвать полицию?
Я был убежден, что Джеки должна решить сама, и тем не менее спросил еще раз. С минуту она молча смотрела через лобовое стекло на освещенные окна общаги, где шла вечеринка, а потом ответила:
– Точно.
Я кивнул и дал задний ход. Фары осветили обидчика Джеки. То, что он от меня получил, казалось мне пустяком. Я с трудом заставил себя выехать со стоянки, вместо того чтобы рвануть вперед и расплющить его колесами.
Я впервые за долгие годы ощущал себя таким кровожадным.
Не отрывая глаз от дороги, я изображал спокойствие, чтобы и вправду остыть. По моему опыту, этот прием работал, хотя и медленно. На перекрестке я спросил, к какому общежитию ехать, и, получив ответ, повернул направо. Теперь, когда все было позади, ее дрожащий голос стал совсем слабым.
Я старался, чтобы мое присутствие было максимально ненавязчивым, и только краем глаза посматривал на Джеки, пока она пыталась взять себя в руки. Вся она сжалась, как от холода, хотя ночь была до неприличия теплой для октября. По ее телу волнами пробегала дрожь: так оно освобождалось от напряжения, а рассудок пытался переварить недавнюю опасность.
Я хотел протянуть руку и дотронуться до Джеки, но не сделал этого.
Все могло бы кончиться намного, намного хуже.
Но я ни за что ей об этом не скажу.
Припарковавшись