голос матери:
– Машенька, иди сюда!
– Сейчас, – с готовностью отозвалась деваха и, в очередной раз улыбнувшись Чубу, мягко зашуршала тапочками прочь, на кухню.
– Так-так-та-а-ак… – задумчиво протянул он, гуляя полуотсутствующим взглядом по засиженному насекомыми узору на обоях. Закинул правую руку за спину, с кряхтением почесал пятернёй между лопаток. И повторил слегка севшим и безрезультатным голосом:
– Такх-такх-та-а-акх-х-х…
После чего медленной тенью направился в свою комнату. Где, усевшись на залитую солнцем кровать, умозаключил вполголоса:
– Слава богу, хоть не беременная.
Не сказать, что это как-то особенно успокоило Чуба, но всё же на душе стало немного полегче. Тем не менее он сильно сомневался насчёт будущего. В котором не вырисовывалось не только светлых перспектив, но и вообще ничего сколько-нибудь внятного. «Как себя поставить и куда допуститься без ущерба?» – спросил он себя. И, поняв, что делать какие-либо умозаключения глубже неотложной действительности ему не хочется, принялся сосредоточенно раскачиваться вверх-вниз на скрипучей пружинной кровати. Будто это движение могло втиснуть в его мысли новое содержание, более удовлетворительное, чем прежде.
Так миновало несколько минут. По истечении которых Чубом снова овладел внезапный приступ малоумного лихорадочного смеха. Но потом он усилием воли оборвал труднопослушные звуки своего голоса, дабы вернуться к более важной теме, с самого утра возникшей на повестке дня ни к селу ни к городу, с бухты-барахты, как нашествие саранчи или война с непредвиденным внешним агрессором…
***
До чего же всё это ему не нравилось!
Он устал от колебаний. Если существуют на свете немногочисленные личности, которым приятно томиться неясностью, то уж кого-кого, а себя к подобной категории Чуб не относил. Но в какую сторону следовало двигаться, чтобы выбраться из нежданного-негаданного затмения жизни? Этого он пока представить не мог. Все внутренние чувства подсказывали воспротивиться очевидной подлянке самозванной девки. Однако можно ли в его положении доверять чувствам? Совсем не факт. Сомнение блуждало в его крови, точно густые капли труднорастворимого яда. Беспокойный осадок накапливался и давил несправедливым грузом.
Чуб достал из пачки последнюю сигарету. Сломав дрожащими пальцами несколько спичек, прикурил. Потом коротко покружил по дому – безо всякой цели, не чуя белого света и пытаясь совладать с бесцветным сумбуром в мозговом пространстве. Наконец, выйдя на крыльцо, уселся на тёплую, однако ещё не успевшую как следует раскалиться под не по-утреннему горячим солнцем бетонную ступеньку.
Курил Чуб неторопливо, не жадно, однако с основательностью, глубоко вдыхая и надолго задерживая дым в лёгких. Старательно смаковал каждую затяжку, прекрасно зная, что курева в доме больше нет; а бежать в киоск через три квартала он не ощущал никакого расположения.
Над его головой ласточки весело