степень доктора философии. В 1935 году она репатриировалась в Израиль. Принадлежала к литературной группе модернистов под руководством А. Шленского. Работала в редакции газеты «Давар», была литературным консультантом театра «Габима», читала в Еврейском университете курс мировой литературы. Прекрасно владела русским языком, так же как и немецким, и французским. Очень много переводила, и стихи, и прозу, в том числе «Войну и мир» Толстого и стихотворения Ахматовой.
Лея Гольдберг первая и, кажется, единственная, писала на иврите тринадцатистрочные сонеты. Ее творческий мир завершен, и он представляет собой бесконечное пространство, заполненное образами, которые возникают в душе читателя именно благодаря тому, что на физическом уровне кажется незавершенностью – отсутствием четырнадцатой строки сонета, открытым окном, полным теней зеркалом, в котором каждый видит свой индивидуальный мир.
Мир Леи Гольдберг очень высок и тонок. Мы должны принять его, как драгоценный дар поэта, благодаря которому и мы стали туда вхожи. В нем висят на ветвях деревьев звезды, и клетки с соловьями стоят на подоконниках, за которыми опять же – звезды. И за звездами ходят в лес с корзинкой, как за грибами…
Из сборника «Кольца дыма»
Вечером
Известно мне, что означает «вечер». Скоро
тоска коснется замирающих сердец,
настанет час, когда захлопнутся затворы,
что только утром отворятся наконец.
И в щели ставен проползут, пробьются тени,
и возле лампы образуют полукруг,
и с чуть заметными намеками затеют
с моим портретом – тем, что в зеркале – игру.
И будут окна ухмыляться в черной злобе,
и только грустная лампада средь теней
мне посочувствует: «Сейчас заплачут обе,
и та, что в зеркале, и та, что схожа с ней».
«Все телеги полны зерном…»
Все телеги полны зерном,
и в лугах пасутся стада.
К небесам, охваченным сном,
распахнула осень врата.
Будто кто-то прочел наизусть
стих Есенина налитой,
и была разлита в нем грусть,
словно солнца сок золотой.
Ветви полны птичьей возни,
в них разыграна шумная пьеса,
а тропинка мечтала в дождливые дни,
как по ней пройдет поэтесса.
Она
Она тиха, как луч, скользящий по воде,
она легка, как свет весны, что реку дразнит.
Она поет, благословляя каждый день,
а мой мотив звучит лишь раз в году на праздник.
И будет праздник сердцу моему:
он для меня зажжет, возможно, свечи, —
но к ней вернется, позабыв мою тюрьму,
и будет горечь изливать ей целый вечер.
Я утешать умею, как она,
прощать умею и не ждать