трубку? Сделает вид, что его нет дома. Вышел куда-нибудь.
– Давай же! – Зачем-то сказал Глеб. Очевидно он надеялся, что там не будет этого дыхания. Он нервно взял трубку.
– Да. – Резко гаркнул он. Ответил все-таки!
В трубке послышалось дыхание, как Глеб и ожидал. Однако уже через секунду он понял, что это не то дыхание. Из динамика донеслось даже некое смущение.
– Михаил… Миша? – Послышался голос женщины лет сорока.
– Нет, вы ошиблись. – Глеб быстро положил трубку, перед хлопком услышал: «А Мишу можно?»
Глеб облегченно вздохнул. Снова зарычал телефон.
– Да что такое! – Глеб стукнул по тумбочке кулаком так, что телефон подпрыгнул и звучно брякнул.
– Да. – Ответил Глеб, чуть не срываясь на крик, и понял, что надо заставить себя успокоиться.
– Мишу можно? – Повторил тот же женский голос.
– Нет здесь Миши! – Гневно отчеканил Глеб. – Вы ошиблись номером! – Он ударил трубкой об настрадавшуюся тумбочку, а уж затем несколько раз с такой же силой об петли телефона.
Глеб бросил взор в потолок. Над головой муха усердно протирала себе глаза. Ей, видимо, нет дела до ее сожителя.
– Черт, что на меня нашло… – тихо сказал Глеб. Телефон снова загудел своим протяжным монотонным рыком.
Глеб быстро схватил трубку.
– Я же, кажется, сказал: нет здесь никакого Миши! – Почти рефлекторно закричал он.
Но в трубке не спешили отвечать. Глеб хотел также кинуть трубку, как вдруг понял: это не была та женщина. Однако, это была и не полная тишина. Это было то, чего он боялся. Боялся больше всего. Это было дыхание. То самое. Словно оно было записано на пленку и воспроизводилось где-то по ту сторону волны. Мысль об этом его взволновала еще больше. Глеб попытался собраться.
– Чего вы хотите? – Тихо сказал он.
Дыхание это было спокойное, но основательно пронизывающее холодом. Глеб вздрогнул и осознал, что дыхание слышалось у него в комнате. Да. Оно доносилось из большого тисового шкафа с узором – цветком, вроде тюльпана. Глеб кинул трубку на петли телефона и уже пожалел, что не сделал это сразу, но будто какая-то сила заставляла его слушать это. Он едва стоял на ногах. Они подкашивались. Он не мог понять, о чем конкретно думал. И о том, кто или что может быть в его шкафу, и о том, как это попало к нему в шкаф, и о том, что у него галлюцинации. Глебу было очень страшно. Это громко дышало. Это дыхание было уже не спокойным. Это было уставшее дыхание кого-то загнанного, но с долей истерии. Глеб остолбенело глядел, вытаращив глаза на тисовый шкаф. Он понимал, что с этим надо что-то делать. Он с трудом заставил свое оцепенелое тело двинуться с места. И, как только у него это получилось, он метнулся на кухню и взял нож-тесак. В другую руку он взял самый длинный нож и ринулся обратно в спальню. В воздухе, казалось, чувствовался запах его напряжения и еще какой-то тяжелый угнетающий запах, несшийся из шкафа. Глеб приблизился к нему.