от драмтеатра. Шумные компании толпой сидели на прогибавшихся под ними скамейках, держали в руках бутылки пенного пива, играли на гитарах и дышали воздухом, раскаленным от их горячих историй и ненормативной лексики.
Может, сегодня какой-то праздник?
Сейчас было восемь вечера. А Глеб сидел и размышлял о сегодняшнем дне: о своей работе, о странных звонках, o пустом e-mail, что пришел сегодня утром, о страхе, возникающем у него. Сидел, осматривал людей и теребил влажной от испарины рукой шелестящий букет цветов.
Внезапно он заметил в толпе человека, опершегося спиной на дерево, приблизительно в двадцати – двадцати пяти метрах от Глеба. Это был седовласый мужчина с круглым, но не толстым, словно добрым лицом, пересеченным неглубокими морщинами. (Хотя, «добрый» или «недобрый» – две вещи глубоко относительные, как и все в этом несовершенном мире). Можно даже сказать, что он не старик, но уже и не столь молод. Все бы ничего, если бы человек не улыбался едва заметной улыбкой, а его синие глаза, близко посаженные к носу, не смотрели бы на Глеба.
– Глеб! – Окликнула Ева, севшая рядом с Глебом на скамью, – куда так смотришь, меня не замечаешь?
– Прости. – Глеб отвел взгляд от странного мужчины и надолго прильнул к ее губам. – Просто у меня был нелегкий день, задумался. – Он посмотрел туда, где только что стоял мужчина, но там его уже не было. Очевидно, тот ушел. Глеб вручил Еве букет цветов.
– Спасибо! – Хоть у нее и было неплохое настроение, стало заметно, что оно улучшилось. – Если я спрошу: в честь чего это?
– Захотелось тебя порадовать.
– Может, сегодня у нас что-то особенное?
– Нет же. Просто так! – Взбунтовался Глеб.
– Ладно, ладно. – Успокоила его Ева.
Она выглядела, как всегда, замечательно. Ей были присущи изящество и особая, едва уловимая грация.
– Я, если честно, забыл, какие цветы тебе нравятся больше… – Начал было Глеб.
– Глебушка, ты угадал, – перебила Ева случайно. И погрозила пальчиком. – Давно не дарил ничего.
Он промолчал и лишь нежно взял ее за руку.
– Как дела, книга? «Кусок»? – Спросила она, улыбнувшись. По-видимому, она не воспринимала эту книгу всерьез. Да и кто будет воспринимать книгу с таким названием серьезно. А между тем это серьезная психологическая драма. Может, стоит сменить название? Нет… Кажется ирония в драме урбанистической философии очень нужна, просто необходима, так что название все-таки подходит.
– Похоже, в порядке, насколько я могу знать. Сегодня отправил ее своему издательскому агенту. Жду ответа, надо будет позвонить ему сегодня вечером.
– Шанс-то на успех есть всегда.
– Еще я скучаю по тебе…
– Не волнуйся. Видишь, какая я счастливая?
– Не сказал бы что очень, но… – честно ответил Глеб. – И не в дурном настрое.
– А это значит, теперь все будет как раньше. Почти все уладила. Потом расскажу.
– Расскажешь. Надеюсь, это правда. Знаю, куда мы поедем. В кофейню.
– Угу,