и отлично. Хотя это не гармонирует с твоей обкомовской принадлежностью.
Брюллов вопросительно посмотрел на нее.
– Я на тебя, Юра, глаз положила еще вчера, когда ты в канцелярии отмечал командировку и исполнял перед делопроизводителем Соней народную песню: «Расскажи, расскажи, бродяга, чей ты родом, откуда ты?».
– Выходит, силуэт прямо напротив окна с бандеролями, усеянными иностранными марками, был твой?
– Получается, что мой. Но подробности, если у тебя возникнет жгучее желание, мы выясним потом.
Ирина взглянула на наручные часики. Явно импортные.
– Через четыре минуты я должна предстать перед шефом. У тебя осталось время лишь на то, чтобы попросить номер моего телефона.
– Спасибо, что избавляешь от лишних маневров. Девушка, можно узнать номерок вашего телефона? Желательно домашнего.
– Давай блокнот и ручку. Заказы выполняются только из материалов клиента.
До поры до времени на вопрос, где и кем она работает, Ирина Воронова (по мужу) отвечала:
– Моя постоянная работа – генеральская дочка. Временная – референт-переводчик отдела внешней торговли Госплана.
Генеральские лампасы на папиных брюках она видела с четырнадцати лет. Последние годы генерал Шпагин служил в какой-то структуре Министерства обороны, дающей право называться «военным дипломатом». Это не могло не повлиять на выбор ее будущей профессии. Не без генеральской поддержки Ирина поступила на престижный в те годы переводческий факультет иняза имени Мориса Тореза.
По сравнению с десятью годами «генеральского периода», два года, проведенные Ириной в стенах Госплана после распределения, вполне могли ощущаться как «временные». Но, как часто бывает, дело было не в количестве, а в качестве этого отрезка времени.
Работа в Госплане воспринималась Ириной точь-в-точь как ее недавнее замужество.
Почти одновременно с зигзагами на погонах, папахой и лампасами отец Ирины получил квартиру в недавно пристроенном крыле знаменитого «генеральского дома» на Соколе. Их соседями по лестничной клетке оказалась семья прошедшего Гражданскую, финскую и Великую Отечественную войны комбрига, чудом миновавшего смертельный омут тридцать седьмого года. Уже не комбриг, а заслуженный генерал Воронов с женой жили в небольшой «двушке». У них был единственный сын Костя двадцать пятого года рождения, как водилось в те времена, тоже военный. В самом конце войны он только получил лейтенантские звездочки, и поэтому пороха понюхать не успел.
Но для молодого артиллериста-зенитчика боевая работа нашлась очень скоро. Тысяча девятьсот пятьдесят первый год он провел в Корее. Потом переучивался на ракетчика, осваивал зенитный комплекс С-75. В мае шестидесятого, во время службы в ПВО, приложил руки к приземлению на парашюте пилота американского самолета-разведчика У-2 Пауэрса. Потом была академия, а сразу после нее – новая горячая точка – Вьетнам.
В декабре шестьдесят пятого старший