знатной династии, потерявшей былое могущество. Торговцы ослабили власть и влияние, когда-то принадлежавшие аристократии и военным, и когда в вотчинах последних случались неурожаи риса, их семьи часто занимали у купцов огромные суммы. Отец Эндо-сана не угодил императору и уехал из Токио, чтобы заняться коммерцией, продавать рис и лак американцам и китайцам.
– Ваш отец работал у императора Японии? – Я был впечатлен сказанным.
– Многие аристократы у него работают. Это не так важно, как тебе кажется. Мой отец был одним из чиновников, отвечавших за придворный протокол. Он объяснял западным дипломатам, как обращаться к императору, какой костюм надевать на аудиенцию, какие подарки уместно дарить.
– А чем он разозлил императора?
– Императора окружала клика высокопоставленных военных советников, которые хотели расширить нашу территорию, захватив Китай. Мой отец считал, что это было бы серьезной ошибкой. К сожалению, он не смог удержать свое мнение при себе.
Его отец позаботился о том, чтобы дети не забыли семейное наследие, и Эндо-сан провел детство, обучаясь навыкам самурая: рукопашному бою, стрельбе из лука, верховой езде, владению мечом, составлению букетов и каллиграфии. Кроме того, отец обучил его коммерции, объединив принципы военного искусства с принципами купли-продажи.
– Отец повторял нам, что торговля – это война. – Эндо-сан сделал глоток чая.
Он родился в тысяча восемьсот девяностом году, в один из самых бурных периодов в японской истории. Тогда Япония выходила из сакоку, добровольной изоляции под властью сёгуната Токугава, продлившейся двести лет.
– Политика сакоку, «страна на цепи», означала, что Япония закрыла двери для иностранцев. Жители не могли покидать страну. Некоторые пытались; пойманных приговаривали к смерти. Уехавшие больше никогда не могли вернуться. За выполнением этих законов, введенных сёгуном Токугавой Иэясу, строго следили.
Эндо-сан объяснил, что сёгун был верховным военным правителем, имевшим больше власти, чем император, которому отводилась роль статиста.
– Благодаря суровым законам сёгуна период самоизоляции стал золотым веком искусств: поэзии хайку, театров кабуки и но. Но к девятнадцатому веку силу Японии подорвали голод и нищета. Мы были ослаблены и отсталы, а весь мир ушел вперед. Когда к нашим берегам приплыли американцы, мы были вынуждены уступить их требованиям и открыть страну[26].
Я согласно кивнул. По всей Азии было то же самое. Я сам был плодом похожей истории.
– Политика самоизоляции ослабила нас. Пока западные страны завоевывали и колонизировали, Япония стояла в стороне: она желала участвовать в мировых событиях, но была искалечена прошлым затворничеством и недостатком опыта и технических знаний. Мы отправляли самые одаренные умы на обучение в Европу, и успех западных стран вдохновил наши собственные военные амбиции, – медленно покачал головой мой собеседник.
– Именно пришествие гайдзинов, «людей извне», сделало торговлю такой прибыльной.