образом, просят милостыню. Их жалеют, им подают.
Вадик матерится. Авария: густой глиной ему «отсосало» подошву ботинка. Размерчик-то у него 46‑й. Где найдешь? Водитель уходит. Появляется через минуту с огромным резиновым сапогом на нужную ногу:
– Надевай!
– Откуда?
– С убитого.
Вадика эта информация не смущает. Он кряхтит, наматывает портянку и натягивает сапог.
Меня передергивает:
– Покажи!
Водитель, взрослый контрактник, выплевывает окурок и приглашает в сторонку. Сую нос под отвернутый водителем тент. Люди. Вернее, тела, в таком же грязном, как на живых, камуфляжном тряпье. Вповалку. Все, что осталось от солдат. Молча возвращаюсь назад. Закуриваю. Хотя больше десяти лет не курю.
Нас пересаживают в БТР. Теперь вроде как в Грозный, в ставку командующего 8‑м армейским корпусом генерала Рохлина, на консервный завод.
– Я на броне поеду!
Водитель хлопает меня по плечу.
– Парень, ты не чуди. Там не все так просто, как кажется.
Около часа в такт ухабам стучусь головой о внутреннюю броню. Вадик по пути умудряется снимать экипаж. Приехали. На улице кромешная темнота. Но чувствую, ощущаю, что рядом люди. По запаху табака, по неуловимому, знакомому с юности позвякиванию карабинов на ремнях автоматов.
– Где мы?
– Консервный завод, твою мать… Наша ставка. Давайте в подвал.
Длинная, узкая серо-бетонная лестница. Внизу просторное помещение. Столы для приема пищи. Несколько рядов деревянных кресел, что обычно ставят в зрительных залах. В глубине, под лампами еще один стол – длинный, устланный картой. Вокруг военные. Кто по телефону выкрикивает позывные, кто курит, смачно пуская дым, большинство же склонились над картой, возят по ней линейками и карандашами. Передовой командный пункт. Мозг войны. В торце стола – человек с припухшим лицом. Лет сорока пяти – пятидесяти. Большая нестриженная, вихрастая голова. Щеки, побитые оспой. Очки в коричневой роговой оправе. Да ведь это комкор! Рохлин! Тот, к кому едем! Мы неловко стоим, генерал не обращает на нас никакого внимания. Да и остальные тоже.
Как же он не похож на блистательных штабных генералов. У тех красные лампасы глаз жгут, пуговицы золотые, петлицы шитые! Фуражки по спецзаказу – тульи огромные, поля широкие, изогнутые, как взлетные полосы у американских авианосцев. И взгляд орлиный. А этот? Бухгалтер. Камуфляж на нем смотрится, как заводская спецовка.
Это потом я узнаю, что в армии есть два комплекта офицеров и генералов. На случай мирного времени и на случай военного. Первые, по надобности, ловко вскидывают руку к околышу, щелкают каблуками, громко и четко докладывают. Если гнев касается их персоны, умеют, низко склонив голову, тихо-тихо произнести: «Виноват товарищ маршал… Дурак, но преданный…» Раньше других эти генералы мирного времени узнают, кто на какую