Так или иначе, не вышло.
– Держи, – протянула ключи соседка. Теплая ладонь коснулась моих пальцев
(Может и заглянет. Настя-то ушла)
– Что? – я вскинул глаза. Не расслышал? Не распознал?
– Держи, говорю! – она втиснула нагретый металл в мою ладонь. – Заходи, если что. Мало ли…
Халат прошуршал по косяку, дверь закрылась. Я вздохнул, улыбнулся – вот ведь, и тут жизнь. В нашей (моей, чьей —?) квартире было тихо. Пустыня после набитой людьми больницы. Тело хотело отмыться и отлежаться в привычной постели.
Через пару часов я понял, что у пустоты двойной эффект – в ней особенно слышны голоса тех, кого с нами нет.
Лежа на привычном, правом краю кровати, я вертелся и переворачивался в поисках нужной позы, но сон не шел. А вдруг и в самом деле это были лишь антибиотики? Или, что самое ужасное, – вдруг мои опасения насчет содержимого шприца были верны, опасения за психику тоже были верны, и все вместе это значило, что я сошел с ума? И видения, и голос – разве это не явные признаки сумасшествия?
Сел на кровати. Что, в конце концов, я слышал? Неясные слова, смутные образы. Нашарил обрывок бумаги и ручку в тумбочке у кровати. Сцены выстроились в список.
– падение
– голос Марины
– больница, медсестра
– врач и сын
– водитель
– соседка.
Вопрос врачу о сыне был хоть как-то подтвержден ее реакцией. Да таксист со своей скандалисткой, с другой стороны там и угадать было нетрудно. Никакой уверенности в остальном. И все же…
Если принять самую безумную идею, что получим на выходе? Во время падения у меня появилась возможность слышать, точнее, видеть жизнь, а заодно и мысли других людей. И еще я слышу голос дочери. Предположительно погибшей – с учетом статистики.
Последняя мысль меня особо задела. Все внутри противилось этим словам. Нутро выгибалось в протесте. В ушах терся этот звук «гибшшш», словно кусок горячего металла окунали в холодную воду. Меня вон тоже окунули в холодное и что же?! Возможно, я сошел с ума, но теперь у меня появилась надежда.
Так что – надежда или стабильность? Трудно найти решение в ночной комнате. В утренних сумерках все решения серы. Так ничего не придумав, я побрел в ванную.
Зеркало услужливо указало на бессонную ночь и недавнее похмелье, которое благополучно минуло под обезболивающим. Сейчас, в пять сорок семь, из зеркала смотрел уставший человек, с синяками под глазами и истерзанным лицом. На работу идти рановато. Или слишком поздно? Я отправился спать.
Проснулся днем. Шел снег, тут же превращаясь в черные лужи. Под окном буднично трещали автомобили, шлепали шаги прохожих. Жизнь была там, за окном, всего-то нужно сойти к ней, спуститься на несколько этажей. Но что, если это вовсе не жизнь?
Что, если течение осталось там – вместе с голосом Марины, а это, заоконное бытие – лишь туманные призраки берега, на который меня выплеснуло? Как быть, если больше не веришь