что второй деревни нет. Либо и не было никогда, либо драконьеры сровняли её с землёй так давно, что даже и следа уже не осталось. Мог быть и третий вариант, но он все ж был очень сомнителен. Но если он верен, то я ошиблась, решив идти по обрыву: следовало начать прочёсывать лес. И как же этого не хотелось!
Сгущалась багровая мгла – вечерело. Из бездны веяло сухим горячим ветром, изредка в мглистых просторах вспыхивали языки пламени – обманные маяки для неосторожных. Пришло время устраиваться на очередной ночлег.
Насаживая мясо на прутики, я сосредоточенно думала: что делать дальше? Мы не можем вдвоём остаться на безлюдном острове на всю жизнь, а то что он безлюдный, не вызывало уже никаких сомнений. Я посмотрела на девочку, сосредоточенно пыхтящую над арбалетом: что делать? Продолжать кружить по обрыву, надеясь, что нас заметят с проплывающего мимо драгала или же остановиться возле мёртвой деревни, и опять-таки – ждать? Я не знала.
Ночь протекала по уже привычному распорядку: ужин, моё дежурство, дежурство Веши. Ничего странного, ничего необычного. Всё как всегда…
Но, несмотря на усталость, засыпалось с трудом. Смотрела на пляску теней вокруг костра, и не могла сомкнуть глаз, чувствуя внутренний озноб, неизвестно откуда взявшийся. И всё же, спустя некоторое время я заснула тяжёлым и беспокойным сном.
Как говорила вешьти: некоторые сны – это тени будущего, некоторые – тени прошлого, но есть сны – тени нашей вины, которую переживаем вновь и вновь. И часто очень трудно понять к какой тени относится то или иное сновидение.
Этот сон не был вещим, это я знала ещё до того, как проснулась окончательно. В нём смешалось многое, что довелось увидеть и пережить. Но этот сон был тенью моей вины: чередой прошествовали мимо призрачные картины, в которых были живые люди… когда-то живые. Как в жизни, так и во сне я оказалась бессильна что-либо изменить, и это было так же мучительно, как и в яви.
Проснувшись, долго лежала неподвижно, не давая Веше понять, что уже не сплю – мне надо побыть в одиночестве. Пусть даже так – рядом с ней, но ощутить опустошение в душе. Я знала, что это ненадолго, что это надо для того, чтобы потом ощутить всю полноту жизни. Многие, я думаю, ощущают эту смену чувств, но не осознают, в чём дело – не до того…
Смотрела вдаль – в зыбкие просторы огненного жара и не видела ничего: картины прошлого вставали передо мной словно наяву. Я ещё помню те времена, когда противостояние между человеком и Бездной не было столь острым, да и сейчас оно всё ещё в каком-то пассивном, замедленном состоянии. Может, дело в разобщённости: мы не можем сплотиться и дать отпор, в том, что слишком мало людей знают истинное положение вещей. Может, причина в том, что люди не могут выжить над бездной, и оттого ограничены клочком суши, твердью, опаляемой жаром.
Я смутно помню отца Луня, первые встречи, когда он показал впервые кулоны из слёз дракона и рассказывал о других островах, где заперта