и резко выдыхая. Никто не мог видеть, что у него получается.
А не получилось ничего. Не согнулась подлая железка. Только согрелась в руках.
– Да не может такого быть! – одновременно выдали пять глоток.
Мимо пролетела ворона средних размеров, уже не птенец, но еще не взрослая.
– Может! – каркнула она и скрылась в кустах от греха подальше.
– Может! – повторил отец Илейки.
– Может! – обрадованно закричал подмастерье.
– Может, – вздохнул рыцарь.
– Не может быть, – почесал в затылке кузнец.
Скрамасакс вернулся к хозяину, к нему приплюсовались финка и маленький нож.
Кузнец, сокрушаясь о потере, хотел, было, сразу же бросить упрямые железки в горнило, но его остановил хунгар.
– Погоди! – он взял полосы себе. – А покажи-ка ты мне этого богатыря, что учудил такое с подковами.
– Пошли, – пожал плечами отец Илейки.
Рыцарь был без коня, тот отдыхал от дальней дороги где-то в крепости, поэтому они отправились в Вайкойлу на случайной повозке. Мужики ехали в Андрусово, вот и прихватили двух попутчиков.
Стефан представился, как мог, то есть в двух вариантах. «Герцог Стефан» – это по-обычному, и «Дюк Степанович» – так его окрестили слэйвины. Слэйвинов, без рода и племени было везде предостаточно. С ними считались все, кроме немцев. Немцы наделили себя избранностью и больше никого в этот круг не допускали.
Исчезали древляне, горяне, вятичи, кривичи и прочие народы. Зато на их месте, подминая их же самих, появлялись слэйвины. Словно по заказу у них объявилась своя религия, свои обычаи и своя история. У них появились свои князья, отрекшиеся от Веры, самоназванные великими. Их поочередно объявляли святыми. «Сколько икону не целуй, а если живешь не по Божьим заповедям – не быть праведником, – говорили раньше, но теперь все это стало неактуальным. Не нужно ныне творить чудеса, исцелять и проповедовать, давать пример в совестливости. Стало проще: собрал кодлу, вооружил ее – и на соседей войной. Больше народу зарезал – больше чести добыл. Деньги в церковь сдал, сколько договорились, объявился помазанником божьим. Подчинил себе территорию, сделался князем. Запретил величаться какими-нибудь «радимичами», обозвал всех «слэйвинами» – и порядок. А сам – князь. Пришли другие слэйвины, побились-побились и разошлись. Междоусобица, не племенная вражда.
Раньше жили-не тужили, соседствовали, уважали другой род, воевали по необходимости, но лицо не теряли. Вырезали, положим, деревню меря. Оставшиеся меря собрались и дали в рог захватчикам. Кто кого в итоге заборол – не разобрать. Надо договариваться. Оплакали павших героев – и дальше зажили.
Теперь не так, побили слэйвины других слэйвинов, да и пес-то с ними. Зато укрупнились. Государственность. Князя, в конце концов, уморили, свои же уморили, и в список Святых сразу же внесли. За то, что новую историю начал, единую. Душегуб проклятый.
Вот поэтому немцы и важничали, чистоту крови блюдя. Общались со слэйвинами, поглядывая поверх своих кошельков.
Стефан